Архимандрит евгений и иже с ним убиенные новомученики александро-свирские. «Миротворец Убиенный иеромонах нестор

Нестор (Анисимов) - митрополит Кировоградский и Николаевский, Камчатский миссионер.

Митрополит Нестор (в мире Николай Александрович Анисимов) родился 9 ноября 1885 г. в г. Вятке в семье военного чиновника Свияжского полка Александра Александровича Анисимова (статского советника) и Антонины Евлампиевны, дочери протоиерея-настоятеля Вятской кладбищенской церкви (Ахтырского кладбища).

С раннего детства отличался глубокой религиозностью. После окончания реального училища становится послушником Казанского Спасо-Преображенского монастыря, а затем поступает на миссионерские курсы при Казанской духовной академии по калмыцко-монгольскому отделению.

17 апреля 1907 г. принимает монашеский постриг с именем Нестора в честь прп. Нестора Летописца . 6 мая 1907 г. возводится в сан иеродиакона, а спустя три дня, 9 мая, посвящается в иеромонахи.

В июне 1907 года, по благословению о. Иоанна Кронштадтского , отправился миссионером на Камчатку к архиепископу Евсевию Владивостокскому и Камчатскому.

В 1907-1909 гг. иеромонах Нестор добросовестно, часто с риском для жизни, исполняет свой пастырский долг, проповедуя слово Божие и обращая в веру Христову тысячи язычников - камчадалов. Глубокое уважение к людям, их языку и традициям, постоянная готовность оказать помощь больным, немощным и обиженным снискали иеромонаху Нестору глубокую любовь и доверие паствы в самых отдаленных уголках огромного Камчатского края.

В первые же годы своего пребывания в Камчатской области, ознакомившись с жизнью и бытом населения Камчатской области, иеромонах Нестор отметил, что на Камчатке нет духовной миссии и никакой миссионерской работы. Но по камчадальским селениям были кое-где приходы. Также и среди оседлых и кочующих народностей: тунгусов, чукчей, коряк, алеутов и др. не было никакой работы духовного и культурного просвещения, не было для детей этих народностей и школ. Население жило жизнью доверчивых детей природы ничего не знавших на свете, кроме своей камчатской примитивной жизни среди суровой природы. Их эксплуатировали жестоким хищническим образом наезжавшие туда всевозможные торговцы, которые за мишуру, за бесценок, или за водку и спирт обогащались, а население бедствовало. Также жестокий ущерб причиняли населению Камчатско-Чукотского края американцы и японцы. Американцы десятки лет безнаказанно обирали население, навязывая всякий хлам, привозимый из Америки на своих шхунах. Японцы, пользуясь ничтожной охраной дореволюционного времени - двумя военными кораблями Охотского моря и Великого океана, легко и безнаказанно вылавливали нашу рыбу, имея сотни пароходов и шхун в русских водах.

Все эти ненормальные и безобразные явления заставили о. Нестора обратить на них серьезное внимание, и он явился во Владивосток к своему начальнику архиепископу Евсевию с изложенным иеромонахом проектом создания Камчатской Духовной Миссии и Камчатского Православного Братства, предусматривая уставами этих учреждений широкую просветительно-благотворительную работу с открытием Главного Совета Братства при Епархиальном архиерее с отделениями в центре России, т.е. в Петербурге, Москве, Киеве и других городах с целью сближения Камчатской окраины с деловым центром России, где совершенно не знали правители государства своего отдаленного Камчатско-Чукотского края и не интересовались им, а потому и отдали всем, кому угодно на расхищение.

В начале 1910 г., получив благословение правящего архиерея, о. Нестор отправляется в Санкт-Петербург с докладом о создании Камчатской Духовной Миссии и о Камчатском Православном Братстве, где сталкивается с черствостью и даже враждебностью бюрократов Синода и его обер-прокурора. Это не останавливает молодого иеромонаха. Ценой больших усилий ему удается привлечь к идее создания Братства широкую православную общественность и депутатов Государственной Думы. Однако решающую роль сыграло личное участие государя Николая Александровича, государыни Александры Феодоровны и вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Все вопросы в Государственной думе и просьбы об отпуске средств на строительство в Камчатской области были приняты и удовлетворены государственными учреждениями, т.е. Государственной думой и Государственным Советом.

В результате этих усилий 14 сентября 1910 года во Владивостоке было открыто Благотворительное Камчатское Братство, а вскоре его отделения в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и других городах России. Деятельно помогали Братству св. равноап. Николай (Касаткин), архиепископ Японский, прпмц. вел.кн. Елисавета Феодоровна, сщмч. Владимир (Богоявленский) , митрополит Киевский и Галицкий. Действенную помощь оказывала царская семья. Братству были подарены церковь, утварь, денежные средства, даны льготы по перевозке грузов. Официальным Покровителем Братства стал Цесаревич Алексей Николаевич.

В 1910-1917 гг. на средства Братства на Камчатке были построены десятки церквей, часовен, школ, приютов, больниц, лепрозориев и амбулаторий.

Камчатское братство со столичными отделениями обогатило Камчатскую Духовную Миссию не только средствами, но и обильным инвентарем для миссионерских церквей, школ, приюта для детей кочующих народностей Камчатской области и для колоний прокаженных. Отец Нестор на братские средства организовал походные аптеки, общину сестер милосердия, строил школьные здания, приюты и церкви во Владивостоке, на Седанке и в разобранном виде сплавлял с русскими рабочими в Камчатскую область на пароходах добровольного флота.

О. Нестор благоустроил колонию прокаженных, часто посещая больных для изучения условий их существования, посетил большую колонию прокаженных в Ямбургском уезде, Петербургской тогда губернии.

Изучив тунгусский (эвенкийский) и корякский языки, иеромонах Нестор перевел на местные языки Божественную Литургию, частично Евангелие, составил словарь и разговорные вопросы и ответы на корякском языке. На тунгузский язык перевел молитву Господню "Отче наш…", заповеди Моисея и заповеди Блаженства. За эту работу о. Нестор в 1913 г. был возведен в сан игумена.

После начала войны 1914 г. о. Нестор организовал и возглавил санитарный отряд “Первая помощь под огнем” и лично выносил с поля боя раненных, перевязывал их, утешал и организовывал отправку в лазареты. Работал при Лейб-Драгунском полку в кавалерии, сам верхом на коне, бросался с эскадроном в конную атаку. За милосердие и героизм игумен Нестор был удостоен высшей духовной военной награды - права ношения наперсного креста на георгиевской ленте, а также ряда боевых орденов.

В конце 1915 г. о. Нестор был отозван с фронта, возведен в сан архимандрита и продолжил свою пастырскую миссию на Камчатке.

В 1916 году по постановлению Святейшего Всероссийского Синода избран в первого самостоятельного епископа Камчатского и Петропавловского и 16 октября 1916 г. о. Нестор на 31 году жизни был хиротонисан во епископы в г. Владивостоке четырьмя архипастырями: архиепископом Евсевием Приморским и Владивостокским, архиепископом Сергием Японским, архиепископом Евгением Благовещенским и епископом Павлом Никольско-Уссурийским.

В 1917-1918 годах епископ Нестор участвует во Всероссийском Поместном Соборе и выборах святого патриарха Тихона. После октябрьских событий в Москве 1917 года участвует в работе комиссии по фотографированию и описанию повреждений Кремля под председательством священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и по благословению Собора издает книгу “Расстрел Московского Кремля”, за что вскоре арестовывается большевиками и более месяца находится в заключении. После завершения работы Собора епископ Нестор с большими трудностями через Киев, Одессу, Крым, Турцию, Сирию, Египет, Индию и Китай добирается до Петропавловска-Камчатского, где продолжает свое епископское служение. Вскоре, однако, Владыка изгоняется большевиками с Камчатки.

Будучи особо доверенным лицом Св. Патриарха Тихона в 1919-1922 гг. Владыка выполняет ряд его поручений в Сибири и на Дальнем Востоке. В 1921 г. епископ Нестор основывает Камчатское подворье в г. Харбине (Маньчжурия), а позже Дом Милосердия и трудолюбия, что позволило сохранить тысячи жизней взрослых и детей, попавших в круговорот гражданской войны. Основал приюты для детей сирот русской и китайской национальностей, приют для старцев хроников, слепых и больных калек, приют для юношей-наркоманов, приют глухонемых, дом для душевно-больных (умалишенных), школы с различными прикладными искусствами: живописи-иконописи, рукоделия, шитья и кройки, ремесел: столярных, ткацких, сапожной мастерской; бесплатные столовые для бедноты, бесплатную амбулаторию, зубоврачебный кабинет в Доме милосердия. Дети сироты обучались в гимназиях.

Находясь в ведении Заграничного Синода, Владыка тяжело переживает нестроения 20-30-х годов, последовательно отстаивая идеи единства страждущей Матери Церкви. В этот период Владыка посещает ряд стран Европы и Азии, встречаясь с иерархами Русской Православной Церкви за границей, предстоятелями ряда поместных Православных и инославных Церквей. Несколько раз совершает паломничество на Святую Землю.

В 1933 году епископ Нестор был возведен в сан архиепископа.

В 1938 году архиепископ Нестор посетил Индию, куда был приглашен Индусским Католикосом Патриархом Мар-Василиусом, возглавлявшим христианскую церковь, которая имеет свое начало от первого века, от апостола Фомы, проповедовавшего Христово учение в Индии и доходившего с проповедь ю даже до Китая. Шестьсот тысяч этих христиан во главе с своим Патриархом, митрополитами и всей патриархией возжелали воссоединиться с нашей Русской Православной Церковью, которую, изучив, считали среди всех христианских церквей непогрешимо преемственной от Апостольских времен, сохранившую чистоту Христова вероучения. Эти христиане-яковиты в период арианской ереси подверглись распространившемуся лжеучению Ария, но со временем эта ересь изжилась окончательно. Божественная Литургия у них совершается св. апостола Иакова, первого Иерусалимского Епископа.

Архиепископ Нестор ознакомился и изучил в Индии их и церковно-догматическое установление Церкви этих христиан. В свою очередь архиепископ Нестор привез им на английском языке установления и канонические правила Вселенских Соборов для ознакомления, т.к. представители их иерархии не участвовали в последних четырех Вселенских соборах. Но строго канонического отступления в жизни их церквей не оказалось, а в то же время дисциплина и твердость их веры является хорошим примером для христиан. Формально, после совещаний архиепископа Нестора с представителями их Церкви, было согласовано воссоединение с Русской Церковью, но официальное церковное воссоединение было намечено на 1939 год, чтобы к тому времени подготовить хиротонию во епископа для индусской Православной Церкви нашего русского архимандрита Андроника, жившего в Индии и положившего хорошее начало воссоединению их с нашей Русской Православной Церковью. Отец архимандрит Андроник (Елпидинский), глубокий аскет и подвижник, пользовался большим авторитетом среди индусских христиан, которые сами отличаются высоконравственной аскетической жизнью. Но начавшаяся война Японии с Англией преградила путь в Индию и связь с Индусской христианской Церковью была потеряна на долгие годы. Во всяком случае доброе начало и взаимоотношение этих двух церквей сблизило и объединило в единой вере во Христа Спасителя.

Следует отметить чрезвычайно знаменательное пребывание архиепископа Нестора на Цейлоне, через который ему лежал путь в Индию. На Цейлоне владыка тяжко заболел воспалением почек и слег в больницу темнокожих Сингалозов. Отзыв об уходе и заботе всех больных, а в частности о владыке, он дает самый лучший, достойный похвалы и благодарности всему медперсоналу больницы, поставленной на первоклассную высоту без различия национальности, верования и материального положения болящих.

В период месячного пребывания владыки в больнице его ежедневно навещал владыкин секретарь архимандрит Нафанаил.

Однажды он пришел сообщить владыке, что к нему желает прийти один старик ксендз, именующий себя "независимым католиком". Владыка ранее никогда не слышал о существовании таких католиков. Он знал, что есть только старо-католики. С разрешения старшего врача, Владыка Нестор принял этого неизвестного католика, недоумевая, что ему надо от него. Это был старик 80-ти лет, ксендз Василий Альварец - португалец. Он, узнав из местных газет о прибытии русского православного архиепископа по совещанию с паствой, пришел, чтобы просить принять в безвозмездный дар его костел со всей огромной усадьбой, с пальмовой, кокосовой, банановой и др. тропическими плодами - рощей и с причтовым домом, словом все постройки со всем движимым имуществом, всю усадьбу, на которую предъявит документ. Причину этого дара отец Альварец рассказал владыке со слезами. Католики португальцы первые на Цейлоне основали католическую христианскую с благословения Ватикана. Дядя о. Василия Альвареца был на Цейлоне епископом и 18 приходов с костелами были им открыты. Много сингалозов было обращено ксендзами в католичество. Мирная жизнь долгое время не нарушалась, но по поручению папы, из Рима прибыли на Цейлон иезуиты со своим архиереем и начали изгонять португальцев-ксендзов, стремясь отнять приходы. Произошла борьба. Португальцы не уступали. В результате иезуиты своими жестокими приемами начали постепенно отравлять и всякими мерами лишать жизни португальских ксендзов. Тогда последние объявили себя "независимыми католиками" от Ватикана и папы. Были также убиты и отравлены разными способами епископ португалец - основатель Цейлонской католической Церкви и все ксендзы. Остался жив только один этот старик Альварец, который рассказал, что и его неоднократно пытались отравить и всеми способами отнять его последний приход. Например, воспользовавшись отсутствием его и слуги его дома, иезуиты, пробравшись в его усадьбу, подсыпали яд в приготовленный вареный рис для завтрака. Отец Василий, начав есть рис, вовремя обратил внимание, что рис снизу имеет зеленоватый цвет. Тогда он и слуга его дали собаке этот рис и собака, съев его, скоро околела. "Устал я от этих преступников-иезуитов, - сказал о. Василий владыке Нестору, - измучились мои прихожане и мы, узнав о вашем приезде и решили все через меня обратиться к вам, русский архиерей, с слезной просьбой принять в дар наш костел и усадьбу безвозмездно, т.к. мы не хотим оставлять иезуитам. Правда, я никогда не видел русского архиерея до сего дня, ни одного русского священника, но слышал много, что в Русской Церкви не иезуитов, нет таких христопродавцев-убийц, как это существует в Ватикане. Я уже стар и скоро отойду в вечность, но не могу допустить такого греха, дать на поругание наш костел, мою паству. Мы все просим вас, Владыко, взять и всех нас под свое архипастырское покровительство. Позвольте нам ходить на ваше Богослужение и мы будем изучать ваше православие. И когда поймем, то готовы быть вашими духовными детьми, вашей паствой".

Архиепископ Нестор ответил, что он лежит в больнице и не знает поправится ли. Если поправится, то посетит отца Альвареца, ознакомится более близко со всем делом и тогда решится дело общим советом и согласием, а за доверие владыка Нестор поблагодарил и пожелал спокойствия. По выходе из больницы владыка Нестор в сопровождении своего секретаря, священника сингалозца Англиканской Церкви, у которого владыка имел временный приют, и адвоката сингалозца Абиратни посетил о. Василия Альвареца, осмотрев костел и усадьбы, дом, документы, пошли навстречу убедительной просьбе о. Альвареца, принять весь этот дар. Составили акт безвозмездной дарственности, подписали обе стороны и подали в Окружной Цейлонский суд, который вскоре же утвердил архиепископа Нестора полноправным законным владельцем храма, дома и всей усадьбы. Радость Альвареца была неописуема. Он легко вздохнул и просил дожить ему под покровительством теперь нашей Русской Православной Церкви.

В день преподобного летописца Нестора и муч. Нестора Солунского (покровителя владыки) утром архиепископ Нестор освятил свой храм, отслужил первую Божественную Литургию в бывшем костеле. Молились все "независимые католики", православные греки и четверо русских, живших тогда на Цейлоне.

Так совершилось неожиданное торжество нашего русского православия, не посягавшее никогда на католичество.

Когда же Владыко Нестор уехал в Харбин к своей пастве и оставил настоятелем своего архимандрита, то вскоре иезуиты начали с помощью подкупленных людей причинять неприятности отцу Альварецу, отцу Нафанаилу, устраивали всевозможные обструкции, ломали ворота, бросали камнями и прочее. Архиепископа Нестора отдали под суд, как незаконного захватчика ватиканского имущества. Владыка Нестор по телеграфу из Харбина уполномочил три лица вести дело в суде. Вскоре суд признал законным хозяином архиепископа Нестора. Но начавшаяся война Японии с Англией и Америкой преградили сообщение с Цейлоном и архиепископ Нестор остался в неведении дальнейшего положения храма с усадьбой.

К 25-летию архиерейства был награжден бриллиантовым крестом на клобук.

В 1945 году архиепископ Нестор встречал приветствием от верующих города Харбина победоносную Советскую Армию. В том же году назначен Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием управляющим Харбинской епархией, а в 1946 году возведен в сан митрополита Харбинского и Маньчжурского, Экзарха по Восточной Азии.

14 июня 1948 г. он был арестован в Харбине перед самым отъездом в Москву на празднование 500-летия автокефалии Русской Церкви. Советским судом приговорен к 8-ми годам заключения. В вину ему ставится участие в перенесении мощей св. прпмч. Елизаветы, организации Земского Собора во Владивостоке в 1922 г., издание книги “Расстрел Московского Кремля”, строительство часовни Венценосных Мучеников и др. Находился в концлагере поселка Явас (Мордовия).

После освобождения в 1956 г. Владыка назначается митрополитом Новосибирским и Барнаульским.

В последние годы жизни Владыка много ездит по епархии, совершает богослужения, проповедует слово Божие, протестует против закрытия храмов богоборческой властью.

Скончался митрополит Нестор 4 ноября 1962 г. Похоронен в ограде храма Патриаршего Подворья Троице-Сергиевой Лавры в Переделкино.

Особо почитал Владыка Свято-Успенскую Киево-Печерскую Лавру. Первое посещение в 1905 г. произвело на него неизгладимое впечатление и предопределило принятие монашеского имени - Нестор. В последующие годы (в 1909-1918 гг. и после 1956 г.) Владыка многократно посещал Лавру, молился у ее святынь. В трудное время, предшествовавшее ее закрытию, Владыка несколько раз специально приезжал в Лавру, чтобы утешить ее наместника и братию, укрепить в них уверенность в неизбежности победы Веры Христовой.

Священномученик Петр родился 4 июня 1863-го года в селе Станки Вязниковского Уезда Владимирской губернии в семье местного священника. После обучения в Шуйском Духовном училище Петр Скипетров поступает во Владимирскую Духовную семинарию, которую оканчивает в 1884-м году по первому разряду. Последний год семинарской учебы ознаменовался для Петра важным событием: 8 февраля 1884-го года он вступает в брак с дочерью иподиакона Исаакиевского кафедрального собора Заозерской Антониной Николаевной. Вероятнее всего, этот брак был устроен его братом, Михаилом Ивановичем Скипетровым, проживающим в то время в Петербурге и занимавшим одну из высоких должностей в департаменте военной и морской отчетности. Впоследствии Михаил Иванович, дослужившись до звания тайного советника, стал управляющим этого департамента, а также членом Совета Государственного Контроля. Хорошо знакомый с чиновничьим, придворным и церковным миром Петербурга, Михаил Иванович для устройства судьбы своего брата познакомил его с семьей Заозерских, глава которой состоял членом клира крупнейшего собора столицы. Это знакомство и предрешило дальнейший путь Петра: с этого момента его жизнь стала тесно связана с церковной жизнью столицы Российской Империи. Через десять дней после совершения таинства браковенчания, 18 февраля, Петр Скипетров был рукоположен в сан диакона и определен на должность своего тестя - на иподиаконскую вакансию в Исаакиевский собор. Таким образом, воспитанник последнего класса Владимирской семинарии за несколько месяцев до выпуска стал клириком Петербургской епархии.

Окончив семинарию, диакон Петр перебирается на постоянное жительство в Петербург. С продолжением учебы он решил не торопиться. Необходимо было освоиться со своими новыми обязанностями священнослужителя главного храма столицы, с обязанностями супруга, наконец, свыкнуться с необычным для провинциального юноши укладом жизни столичного города. Только через два года по окончании семинарии, в 1886-м году, отец Петр поступает в Духовную Академию. Нелегко было учиться диакону кафедрального собора. В том же 1886-м году, одновременно с началом учебного года в Академии, началась для отца Петра и педагогическая деятельность. Епархиальной властью он был определен на должность законоучителя начальных городских училищ. Снисхождения никакого не оказывалось. Учебных заведений было много, а учительских кадров не хватало, поэтому клирик столицы, студент он или нет, обязан был трудиться на преподавательском поприще. Таков был негласный закон Петербургской церковной жизни. Год поступления в Академию памятен был отцу Петру и другим событием — рождением 6 сентября первого сына, названного Иоанном в честь Крестителя Господня Иоанна. (Всего в семействе Скипетровых было 13 детей.) Понятно, что при таких обстоятельствах о полноценной, спокойной и размеренной учебе в Академии не могло быть и речи. Служение в соборе, законоучительство, бесконечные семейные хлопоты и заботы, связанные с рождением в 1888-м году второго сына, вынуждали учиться урывками. Но отец Петр с достоинством справился с этой трудной полосой в своей жизни, впервые, может быть, проявив свойственную ему выдержку, настойчивость и твердость характера. В 1890-м году, на 4-м курсе, он пишет сочинение на тему «Нравственное мировоззрение Иннокентия, архиепископа Херсонского и Таврического» и успешно оканчивает Академию. В журнале заседаний Совета Академии имеется лестный отзыв о проделанной им работе. «То, что сделано о. диаконом, — отмечает рецензент, — в силу совершенной самостоятельности работы и литературной новизны ея, потребовало от него большого труда и достаточно свидетельствует о его правоспособности к получению степени кандидата богословия».(1)

Ко времени окончания отцом Петром Духовной Академии в Петербурге существовала целая сеть благотворительных обществ и заведений. Жизнь в них протекала под покровительством Императорского Дома. Члены Императорской Фамилии являлись жертвователями, попечителями и наблюдателями многих домов призрения, богаделен, приютов и т. п. Государыня Императрица Мария Федоровна, супруга Императора Павла I, основала Особое Ведомство благотворительных учреждений, сделав в это Ведомство огромное капиталовложение. Не только в столице, но и во всех крупных городах России имелись благотворительные учреждения Ведомства Императрицы Марии Федоровны. Другой устроитель благотворительных столичных заведений, принц Петр Ольденбургский, воспитывавшийся в детстве супругой Павла I и привлеченный на русскую службу Николаем I, с 1860-го года заведовал всеми учреждениями Ведомства Императрицы Марии Федоровны. Его труды были по достоинству оценены современниками. После его смерти, в 1885-м году, в Петербурге вышел в свет двухтомник А. Панова «Жизнь и труды принца П. Г. Ольденбургского», в котором автор подробно освящал деятельность принца на благо нашего Отечества. Петр Григорьевич и явился основателем того учреждения, куда Промыслом Божиим привлечен был на служение диакон Исаакиевского собора Петр Скипетров. В 1846-м году принц приобрел за 60 000 рублей два каменных дома в долг с рассрочкой на 37 лет на углу Глухого и Прачечного переулков, разместив в них приютский дом для призрения и воспитания незаконнорожденных детей. А в 1892-м году епархиальное начальство определяет диакона Петра на вакансию настоятеля домового храма этого приюта с одновременным исполнением обязанностей приютского законоучителя. 14 сентября 1892-го года, в праздник Воздвижения Креста Господня, спустя два года по окончании Академии, диакон Петр Скипетров был посвящен во иерея для прохождения своего дальнейшего служения при церкви детского приюта принца Ольденбургского. На протяжении шести лет, с 1892-го по 1898-й год, трудился отец Петр в приюте принца Ольденбургского. С этого назначения деятельность отца Петра теснейшим образом была связана с детскими приютами. К каким бы дальнейшим послушаниям ни привлекла отца Петра церковная власть, он сочетал их с неизменным преподаванием Закона Божия в детских приютах - вплоть до самой революции 1917-го года. С 1894-го по 1900-й год он учил детей Закону Господню в приюте Великой Княгини Александры Николаевны, а с 1900-го по 1917-й — в Громовском детском приюте. Вероятно, отец Петр обладал редкой способностью любить детей, а его преподавание основ православной веры и непосредственное общение с детьми на уроках и в храме Божием находили в детских душах живой и глубокий отклик. Да и сама исключительная многочисленность его семьи говорит о даре любви к детям, которым обладал этот требовательный к себе, твердый по характеру, чуждый слащавого сентиментализма и излишней чувствительности, пастырь. В этом сочетании твердости натуры и особой любви к детям сказывались корни отца Петра — выходца из среды простого народа центральной России с ее патриархальным трудовым укладом и глубокой, подлинной религиозностью.

Еще во время учебы отца Петра в Академии в Петербургской епархии произошло значительное событие, весть о котором всколыхнула не только всю Россию, но и вызвало живой религиозный отклик за рубежом. 23 июля 1888-го года была явлена в городе на Неве чудотворная икона «Всех скорбящих Радосте» с грошиками. В этот день в главку часовни, располагавшейся на территории селения бывшего Стеклянного завода, ударила молния и вызвала внутри ее пожар. Когда огонь утих, сбежавшиеся сельчане обнаружили, что одна из икон, помещенных в часовне, а именно икона «Всех скорбящих Радосте», не только уцелела, но и дивно обновилась. Образ сиял красками, как будто только что был написан. Кроме того, непонятным образом к поверхности иконы оказались прикрепленными мелкие монетки из кружки, висевшей на стене и в результате пожара оказавшейся на полу в раскрытом виде. Одиннадцать монеток образовали собой овал, обрамлявший фигуру Девы Марии. Весть о чуде быстро облетела весь город. В часовню потянулись толпы богомольцев. Необычайные исцеления, совершающиеся перед иконой, привлекли к ней внимание всей России. Вскоре со всех сторон последовали просьбы о молитве перед новоявленным образом, в том числе и от инославных. Вслед за этим стали поступать многочисленные пожертвования. В 1893-м году святыню почтил своим вниманием и посетил Государь Император Александр III, пожертвовав местному приходу часть земли, прилегавшей к часовне. Все эти события, послужившие толчком к постройке отдельного храма на месте явления чудотворного образа и вызвавшие религиозный подъем в столице и всей Империи, отразились и в судьбе отца Петра Скипетрова. В 1898-м году завершилось строительство Скорбященской церкви, возведенной на месте явления чудотворной иконы. Этот храм, построенный в стиле храмов Московии ХVI-ХVII веков, большей частью, на народные пожертвования, «по наружному виду, по внутреннему благолепию и обилию света по справедливости принадлежит к лучшим храмам г. Петрограда.(2) В этом же году, 30 июля, отец Петр был «согласно прошению перемещен на священническую вакансию к Скорбященской церкви».(3) Благодаря этому назначению во вновь образованный приход, получивший всероссийскую известность по причине явления чудотворной иконы, богослужебная деятельность отца Петра приобрела совершенно новое содержание. Во-первых, совершать богослужения здесь надо было гораздо чаще. Молебны в часовне совершались непрерывно с восьми часов утра и до шести часов вечера, причем, первый молебен служился непременно с водосвятием, а в два часа дня — с акафистом. Храм даже в будние дни, не говоря о днях воскресных и праздничных, был переполнен молящимися. Десятки и сотни богомольцев каждый день причащались здесь Святых Христовых Таин. Штат же прихода был невелик: всего четыре священника и один диакон. Во-вторых, служение в таком приходе ставило перед отцом Петром задачу пастырского окормления многочисленных богомольцев, стекавшихся в Скорбященскую церковь со всех концов России. Из тихой приютской жизни он был перемещен в самое средоточие народной жизни, людского горя и страданий и поставлен перед необходимостью удовлетворять просьбы и утешать страждущих и несчастных, толпами приходящих к Царице Небесной со своими нуждами. Нет никаких сомнений в том, что для несения столь нелегкого послушания Сама Владычица выбирала Себе пастырей, способных достойно, с должной внимательностью, благоговением, страхом Божиим и трудолюбием исполнять служение в месте необычайного явления милости Господней. Святость места требовала соответствующих служителей Престола Божия, способных в чистоте, непорочности и терпении соблюсти таинство веры. Здесь и служил отец Петр: сначала штатным священником, а потом настоятелем - вплоть до своей мученической кончины.

Когда обращаешься к жизни духовенства ХIХ столетия, невольно удивляешься одной ее характерной черте — необыкновенной работоспособности столичных пастырей. Отец Петр, например, помимо нелегкого служения в Скобященской церкви и часовне при ней, преподавания Закона Божия в ряде заведений столицы, принимал участие в работе многочисленных епархиальных комиссий. В клировой ведомости Скорбящей церкви имеется длинный перечень его должностных обязанностей. Там сказано, что он «…состоял: членом попечительства церкви св. мц. царицы Александры, что при детском приюте вел. Кн. Александры Николаевны (с 25 января 1895 по 1 августа 1897 гг.); членом комиссии для точного определения границ существующих приходов в Петербурге; членом комиссии для подготовки плана и сметы 2-го Духовного училища епархии; членом комиссии для проверки, пополнения и составления общей ведомости о штатных и нештатных членах причтов епархии; членом ревизионной комиссии епархиального миссионерского комитета; следователем столичного благочинного округа; делопроизводителем комиссии по постройке причтого дома при Скорбященской церкви и каменной часовни при ней; следователем по поводу неправильных метрических записей отдельных приходов епархии».(4) В 1912 году этот перечень пополнился еще одной немаловажной записью: по распоряжению епархиальной власти он был утвержден в должности настоятеля Скорбященской церкви.

Вот это может показаться скучным, неинтересным, несущественным. Но ведь для того, чтобы трудиться с подобным самоотречением, необходима любовь, некая постоянная воодушевленность глубоким чувством, без которых человек не может понести длительного напряжения своих душевных и физических сил. Мы перечисли заслуги отца Петра не только потому, что они являются фактами его биографии. Они важны, прежде всего, потому, что в них заключено свидетельство его особой религиозности, той высшей вдохновенности, которая побуждает человека изо дня в день, на протяжении всей жизни, кропотливо и без устали прилагать труды к трудам во имя служения Христу и человеку. При чтении этого послужного списка возникает вопрос: Была ли у отца Петра своя личная жизнь, жил ли он хоть сколько-нибудь для самого себя? Ответ напрашивается сам собой: жертвенное и непрестанное служение Церкви Божией - таков был смысл и содержание земного пути настоятеля Скорбященского храма нашего города.

Самым веским аргументом, говорящим в пользу его самоотверженного служения Церкви Божией, стала, конечно, его мученическая кончина. Для многих и по сегодняшний день остается непонятным его поступок, повлекший за собой его гибель. В самом деле, зачем в тот тревожный день понадобилось ему идти в Лавру, вопреки предупреждениям и настойчивой просьбе сына Николая не следовать далее монастырских ворот? В Лавру, где в тот момент наводили «порядки» вооруженные красноармейцы, где слышна была стрельба и где смерть поджидала за каждым углом? Что могло изменить его присутствие в Лавре, захваченной большевиками? Что могло изменить его пастырское увещевание в той обстановке, где сам сатана торжествовал свою победу и где темным силам была дана почти полная свобода действий? Так естественно и по-человечески понятно было бы остановиться перед входом в Лавру и, заслышав оружейную пальбу, встретив родного сына с горячей просьбой не идти далее, подумать обо всем этом, о своей семье, детях, которых он любил и которых подвергал риску остаться сиротами в стране, где власть перешла в руки насильников. Но ни чувство привязанности к детям, любви к супруге, ни доводы ума не остановили его в ту минуту. Он был, прежде всего, человеком долга и руководился в тех обстоятельствах его велением. В назначенный митрополитом час он должен был быть в архиерейских покоях, у дверей его приемной. Значит, надо было идти, отстранив страх и прочие соображения. Во-вторых… Но обратимся к летописи событий тех дней.

19 января 1918-го года, после обнародования декрета об отделении Церкви от государства, большевики предприняли попытку захвата Александро-Невской Лавры. В этот день, в час дня, в Лавру прибыл отряд матросов и красногвардейцев во главе с комиссаром Иловайским, который тотчас же последовал в покои митрополита с требованием их освободить. «Затем комиссар, в сопровождении красногвардейцев, направился в собрание духовного собора Лавры, где в то время находился наместник преосвященный Прокопий, и потребовал сдать все лаврское имущество».(5) После отказа подчиниться распоряжениям новой власти епископ был тут же арестован и заключен под стражу в собственной келлии. Той же участи подвергли и членов духовного собора. Однако народ, оказавшийся в Лавре, движимый чувством негодования, без долгих колебаний и сторонних призывов, решительно поднялся на защиту своих святынь. «В это время с лаврской колокольни раздался набат. Оказалось, что находившиеся в лаврском дворе богомольцы, узнав о появлении и здесь красногвардейцев, по собственной инициативе бросились на колокольню и забили тревогу. К Лавре стали быстро стекаться толпы народа; особенно много было женщин. Слышались крики: «Православные, спасайте церкви!» <…> Затем толпа обезоружила матросов, а комиссара сбила с ног, отобрав у него предварительно револьвер. <…> Красногвардейцы побросали оружие и разбежались».(5) Все это только разъярило власти. Через некоторое время к Лавре подъехал грузовик с новым вооруженным отрядом и двумя пулеметами, которые тотчас же были поставлены на лаврском дворе. Начался новый приступ. «По звонарям дали несколько залпов. Однако набат продолжался. Один из красногвардейцев вошел в церковь, наполненную богомольцами, и потребовал, чтобы ему указали вход на колокольню. Взобравшись наверх, он с револьвером в руке согнал оттуда звонарей. Внизу красногвардейцы и солдаты энергично изгоняли богомольцев из лаврского двора. Было произведено несколько выстрелов».(6)

В этот самый момент и появился у ворот Лавры протоиерей Петр Скипетров со своим сослуживцем, отцом В. Покровским. (За день до захвата Лавры, 18 января, они были вызваны к трем часам дня на прием к митрополиту Вениамину.) Здесь-то и встретил отца Петра его сын, семинарист Николай, с настойчивой просьбой не идти далее. То, что произошло после этого, отражено в подробном отчете Особой комиссии под руководством прот. А. Кононова, производившей расследование обстоятельств гибели отца Петра Скипетрова. Этот отчет был полностью опубликован в газете «Петроградский церковно-епархиальный вестник»(7) для того, чтобы развеять нелепые слухи народной молвы вокруг смерти настоятеля Скорбященской церкви. Вот что там, в частности, сообщалось:

«В разных местах Лавры наблюдался народ в тревожном настроении по причине появления в Лавре красногвардейцев. Войдя в коридор главного подъезда, протоиереи увидели нескольких гвардейцев, которые пререкались с женщинами и угрожали им винтовками и револьверами. Протоиерей Скипетров обратился с горячим пастырским увещанием к вооруженным людям не производить насилия над верующими, и не издеваться над народными святынями. Не прошло и нескольких секунд, как последовал выстрел из револьвера со стороны одного из красногвардейцев, и о. Скипетров, как подкошенный, безмолвно опустился на пол коридора. Лицо его имело совершенно спокойное выражение, но показавшаяся мгновенно изо рта кровь свидетельствовала, что он ранен. <…> После ранения прот. Скипетрова вооруженные люди разбежались, скрывшись от возбужденной толпы. Потерявшего сознание прот. Скипетрова бережно перенесли в лаврскую братскую больницу. Сюда был вызван по телефону сын о. Петра врач П. П. Скипетров, который нашел отца в крайне тяжелом состоянии. Револьверная пуля прошла через нижнюю челюсть и засела в шее. Экстренная медицинская помощь привела раненого на краткий момент в сознание, он попросил воды, а затем отрывисто сказал: «Маму… детей… благословить… умираю… владыку митрополита…» Пытался благословить подошедших детей, но это ему не удалось, так как он не мог поднять руки. Ввиду необходимости немедленной помощи он был перенесен в ближайший лазарет, располагавшийся по Невскому пр., 135. Дежурный врач этого лазарета д-р Любовский внимательно осмотрел рану, констатировал перелом нижней челюсти, наложил повязку и шину, затем больного перенесли в отдельную палату. Здесь к больному была допущена его жена, которую он узнал, пытался ей что-то сказать, но не мог, так как разговаривать было запрещено. Вскоре прибыл владыка Вениамин и благословил о. Петра, тот открыл глаза, но не произнес ни одного слова. Кроме доктора Любовского, деятельное участие в уходе за больным принимали старший врач проф. Звержховский и сестры лазарета. Были употреблены все средства, но, несмотря на это, около 10 часов вечера состояние больного внезапно и резко ухудшилось, и в 10 часов 45 минут вечера о. Петр отошел в лучший мир».

Ревностью древнего пророка была названа та порывистость и безбоязненность отца Петра, с которой он вступился за женщин, притесняемых вооруженными солдатами. «Менее чуткий, более теплохладный человек мог бы промолчать и тем самым сохранить свою жизнь, но не таков был о. Петр — энергичный пастырь с его смелою христианскою душей, с его «Илииною» ревностию», — писал в статье об убиенном настоятеле проф. А. Бронзов. Да, все именно так, как писал профессор. Он ничего не преувеличил. Входя в Лавру, отец Петр не мог не заметить грузовика с вооруженным отрядом, пулеметов, установленных на площади, не мог не слышать колокольного набата, ружейных выстрелов и выгоняемых из собора богомольцев, не мог не замечать совершаемого произвола. Инстинкт самосохранения, присущий каждому человеку, утробный страх смерти, бессознательно возникающий в человеке при столкновении с любой жестокостью и кровавым насилием не остановили его. Бесстрашно отправился он в покои митрополита. Столь же бесстрашно пытался остановить он неуправляемую и одержимую жаждой сатанинского разрушения группу солдат, злобно угрожавших оружием беззащитным женщинам. Будучи настоятелем Скорбященской церкви, он хорошо знал религиозные чувства народа, его любовь к храму, святыням Православной веры. На протяжении долгих лет он был свидетелем того, как православный люд Руси многочисленными толпами стекался к чудотворной иконе Богоматери, видел, как приносил он сюда свои скорби и как, после истовой молитвы, уходил отсюда утешенным, ободренным и обновленным. Эти картины религиозности русского народа глубоко запечатлелись в его сердце. Могли он сейчас оставаться безучастным, видя большевистские глумления над верой, той верой, которая ему была дороже самой жизни? Мог ли малодушно укрыться в безопасном месте в тот самый момент, когда народ устремился на защиту своих святынь? Пожалуй, в собственных глазах он оказался бы тогда молчаливым предателем того высшего начала человеческого бытия, которому служил всю жизнь. Любовь, одна любовь и пророческое ревнование о Боге Живом руководили им в тот момент, когда он отстранил своего сына, умолявшего не ходить в Лавру.

Отпевание почившего пастыря состоялось 22 января 1918-го года. Заупокойная литургия, возглавлявшаяся сщмч. Вениамином, была совершена им в сослужении его викариев, преосвященных Прокопия и Артемия, а также 25 священников Петрограда. Похоронили отца Петра на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры. Спустя два месяца, 31 марта, Святейший Патриарх Тихон совершил «…в храме Московской Духовной семинарии заупокойную литургию по новым священномученикам и мученикам», в числе которых значилось имя протоиерея Петра Скипетрова. «Молитвенные возношения на заупокойной литургии и панихиде произносились в такой форме: «О упокоении рабов Божиих, за веру и Церковь Православную убиенных».(8)

В 1934-м году, когда закрывали Лавру, власти решили ликвидировать и Тихвинское кладбище. Могила отца Петра, наряду с прочими, подлежала уничтожению. Антонине Николаевне, супруге почившего пастыря, было предложено перенести прах мужа на другое кладбище. Печальная задумчивость овладела ею после этого предложения. Переносить прах в другое место не хотелось: Лавра была местом пролития мученической крови отца Петра. К тому же, на Тихвинском кладбище рядом с могилой отца Петра были похоронены и пятеро его детей. Но и оставлять останки мученика нельзя было. Необходимо было обезопасить их от возможного поругания. «Матушка, ты не беспокойся, мы (т. е. почивший и дети - прим. авт.) никуда не поедем, а останемся на старом месте», - разрешил смущения своей супруги отец Петр, явившись ей во сне в ночь после полученного ею известия. Явление покойного мужа и его повеление настолько поразило вдову, что она решила не трогать прах почившего супруга-мученика. Это небесное посещение было действием Промысла Божия. Сегодня на могиле отца Петра вновь установлен крест с неугасимой лампадой, и ее тихий свет является символом той превозмогающей страх любви, силою которой род человеческий удерживается от окончательного нравственного разложения.

«Журналы Совета СПб Духовной Академии за 1889/1890 уч. г.». СПб., 1894, с. 255. «Чудотворная икона Пресвятыя Богородицы «Всех скорбящих Радосте» (с монетами) и описание чудес от нея». Пг., 1916, с. 52. ЦГИА СПб. Ф. 277, оп 1, д. 3667, л. 5. ЦГИА СПб. Ф. 277, оп 1, д. 3667, л. 5. «Прибавление к Церковным ведомостям» Пг., 1918, № 2, с. 82. «Прибавление…». Пг., 1918, № 2, С. 82, 83. «Там же, с. 83, 84. «Петроградский церковно-епархиальный вестник». 1918, № 1, с. 4-5. «Прибавление…». Пг., 1918, № 15-16, с. 519.

Иеромонах Нестор (Кумыш). Новомученики Санкт-Петербургской епархии

СТАТИСЪ ДЕРЖАВА Санкт-Петербург 2003.

Храм Рождества Пресвятой Богородицы села Жарки, что в Юрьевецком районе Ивановской области, существует более 200 лет. Места эти считаются уже таежной зоной. В районе сегодняшних Жарков когда-то были прекрасные заливные луга. Было много деревень, которые исчезли на наших глазах: Гарь, Яблоново, Усово, Башарино...

Воскресенская церковь в селе Елнать на расстоянии 7 км была почитаемой. В ней в XVII веке несколько лет подвизался святой Симон блаженный, которого обнаружили неподалеку в лесах и привели в елнатскую церковь. Впоследствии из Елнати Симон блаженный ушел в Юрьевец, где многие были свидетелями его чудес (хождение по водам, тушение пожара) и где он отошел ко Господу после того, как был жестоко избит по приказанию местного воеводы, который потом сильно раскаялся и сам хоронил Симона блаженного. Мощи святого покоятся под спудом в церкви Вознесения г. Юрьевца. Память Симона блаженного - 23 мая.

В Жарках была явлена икона Казанской Божией Матери, которая по сей день находится в жарковской церкви. Во время сенокоса люди увидели в густой траве икону. Это была икона Казанской Божией Матери, довольно больших размеров. Икону взяли, чтобы отнести ее в каменниковскую церковь. Но когда стали подходить к речке, то несшие икону люди начали слепнуть. И люди поняли, что Пресвятая Богородица не хочет покидать этих мест. Тогда на жарковском холме построили часовню, в нее поместили икону и дали обет возвести на этом месте впоследствии храм.

Жарковский храм в отличие от многих, в том числе и елнатского, и каменниковского, чуркинского и дорковского, не был во время последних гонений разрушен или осквернен. Закрытым он оставался около двух лет, с 1939 по 1942 г., в нем хранили зерно. Приходили костяевские и махловские активисты, бабушки вспоминали некоего Швечикова, который звал идти в Жарки «поповский улей разорять». Активисты сняли колокола, сбросили их, но три небольших колокола все же уцелели.

Когда мы приехали в Жарки в 1990 г., то увидели, что на березе перед храмом висел один из уцелевших колоколов. Бабушка Катя всегда звонила в этот старый звучный колокол, когда провожали кого-то в последний путь. Иконы хранили по домам. Бабушки говорили, что это Казанская все «управила», не допустила погибели храма. Может быть, потому и явилась.

Как только храм закрыли, пошли три женщины ходоками к Калинину, «всероссийскому старосте», за храм хлопотать. Пешком пошли. Ведь поезда и теперь ходят только до Кинешмы, а от Жарков до Кинешмы 70 км, а до Москвы - еще 450. Пока ходили, и постановление вышло: храмы открывать, священников из ссылок возвращать. Мало уже оставалось и храмов, и священников. А бабушки, тогда еще не вдовые и не такие старенькие, молились: «Казанская, не отступи!»

Когда храм открыли, иконы вернули и еще свои принесли. Ведь по-всякому бывало. Нашли икону, которую кто-то вместо двери к курятнику прибил. Чудным образом спасли прекрасную икону Иверской Божией Матери 1906 г. Афонского письма. Сейчас она у нас в храме, а была в Каменниках. Едва успели увезти в санях - и спрятали. Икона большая, такая же, как Казанская. А вот Казанскую, похоже, так из храма и не выносили. Иконы были сложены в одном приделе, а зерно хранили в другом.

«Церковь не в бревнах, а в ребрах». Необыкновенное везение, что мы успели увидеть тех самых бабушек, церковных, крестьянских, которые мало того что по семь километров шли до церкви, но никогда не приходили с пустыми руками. Хлеб, лук, свекла, капуста квашеная - все, что есть, - в храм. И сахарку с собой захватят, чтобы чай в сторожке попить, и варенья, и карамельки.

Как сейчас их всех помню, этих бабушек, «воинов», как батюшка говорит. Анна Ваганова, аккуратная, чистенькая, травы собирала, никогда на службе не сядет, да и редко кто из них садился - «солдаты». Анна Караванова, маленькая, рыженькая, улыбающаяся. Помню, как она говорила: «Умирать страшно, грехов боюсь». И еще одна - Анна Смирнова, спокойная, величавая. И незабвенная «казначея» Мария Бобкова. Муж с войны не вернулся, и стала она жить как монахиня. Это бабушки елнатские. Там тогда в храме был клуб. И в Каменниках храм был в запустении. Вот и ходили все в Жарки.

И костяевские приходили: Шура Кулакова, маленькая, худая, с черными бровями, пела басом. И могучая Валя Блинова, которая рассказала по секрету, что Троицкую березу надо ставить на чердак обязательно, пожара не будет. И Гагаева Мария, что про Мишеньку прозорливого много помнила. И Галина Маркова, которая так затейливо плела лук и всегда сажала специальную грядку лука для церкви. А из Устинихи приходила Клавдия Рыжова. Нет, о них надо отдельно рассказывать. А еще и наши жарковские: Александра Муравьева, Наумова бабушка Катя, тетя Павла, Лизавета Ворошина, Клавдия Голубева, Красновы. И тетя Лена Бисерова - «родное сердце».

Сейчас приходские храмы остаются без своих деревень, которые исчезают неотвратимо. Таких, какими мы их еще помним, больше не будет. Пустые зарастающие деревьями поля, не мелькают «белые платочки», не торопятся в храм эти труженицы и молитвенницы, не подают записочки за своих усопших воинов - мужей, да сыновей, да братьев дорогих. Сколько их видел жарковский храм, сколько слез их видела Казанская, сколько просьб слышали эти удивительные, сострадающие людям лики.

Еще надо и про батюшек сказать. Отец Леонид (Зверев) старенький уже был, один жил в сторожке, в дальней комнате, книги нам давал, заболел, и его сестра увезла в Юрьевец. Тетя Аня Муравьева вспоминала, что в Жарки попала по распределению ветеринаром в 1949 г. Тогда уже отец Леонид служил. Анна приходила иной раз прибираться к батюшке. Приберется, а он ее маленько кагорчиком угостит - для утешения.

С 1953 г. был отец Павел. Про него много рассказывали и вспоминали его с любовью. Был простой, людей привечал, на рыбалку ходил. А народу было тогда немало. Девять колхозов вокруг. В Гари - колхоз, в Башарине, в Выползове, в Хохонине свиноферма... Все «звенело». Скот пасли даже в лесу. Давали «дачи» - участок в лесу. Света тогда еще не было, только в 1960-х гг. протянули. Отец Павел сам все делал. «Я такой же, как и все, - говорил. - Это на службе я другой». Кто-то вспоминал, как отец Павел ему по математике в школе помогал. Лазил сам по лестнице отбивать в било часы. Колокола были запрещены. Он упал с этой лестницы, повредил позвоночник и через несколько дней умер в Юрьевецкой больнице. В Юрьевце и похоронен.

Старое поколение ушло. Это были «воины», а мы «слепые, хромые и убогие с перекрестьев дорог», но «возлюбивший Господа в последние времена поднимется выше отец наших». Одинаковую награду Господь дает и тем, кто позже всех пришел на Его ниву, и тем, кто трудился от начала.

Когда мы приехали в Жарки, отец Нестор (Савчук) встретил нас у дома прямо на улице - в подряснике, молодой, со своей прекрасной белозубой улыбкой при всегда чуть грустных глазах. И тут же нам объявил: «Я молился, чтобы Господь людей послал. Вот и услышал Он мою молитву». Нас напоили чаем. В комнате были еще два священнослужителя - и все моложе нас. Потом отец Нестор сказал, что теперь Великий пост и скоро пойдем на богослужение.

На вечернем богослужении, кроме отца Нестора и послушника Миши из Орехово-Зуева, никого не было. Служба все не кончалась и не кончалась, хотя возглашали что-то похожее на конец, но она продолжалась...

Отца Нестора бабушки полюбили сразу, несмотря на юность. Батюшка родился и вырос в Крыму в селе Александровка Красногвардейского района, в простой семье. Как он вписался в эти северные волжские просторы, и как он, 1960 г. рождения, стал батюшкой, необъяснимо для неверующего. Отец Нестор никогда не снимал подрясник - «это моя воинская одежда». Волевой. И вера его неофитская была яркая, убежденная, чистая.
Так же необъяснимо, как в 1990-х гг. чуть ли не в 20 лет стал батюшкой отец Максим - нынешний наш благочинный. Родом из атеистической семьи офицера...
Через некоторое время отец Нестор помог купить нам дом в Устинихе за 2 км от Жарков, а потом и отец Лаврентий тоже купил там дом. И год он там жил. И вдруг в совершенно пустой кладовке у отца Лаврентия обнаружилась икона Казанской Божией Матери, да какая! Старого письма и в жемчужном окладе, размера небольшого. Все бегали смотреть, радовались и удивлялись. Люди, продавшие дом, в нем вообще ничего не оставили, да и вряд ли у них этот образ мог быть. Икону отец Лаврентий отвез в монастырь, да там и остался.
Когда отца Нестора не стало, одна за одной очень быстро стали уходить бабушки. Сначала Клавдия Голубева, потом тетя Лиза Ворошина. Словно выстроились они за батюшкой. И елнатские примкнули, и тетя Павла наша жарковская, и дядя Веня, и чудный Леня Бисеров, 15-й сын в семье. По ранней осени собралась и тетя Шура, за ней бабушка Катя по пасхальной весне. А потом ушли и хозяйственные Красновы - Александр и Антонина. Дружно жили, дружно и ушли.

Зима стала потихоньку кончаться, и стала наступать весна. И на окнах, как утверждение жизни, зазеленела рассада. Приехали американские православные матушки - журналистки, расспрашивали об отце Несторе, стояли у креста, перед которым он был убит. Смотрели на камень, который был брошен в окно. Об осколки стекла бил и бил головой отца Нестора здоровенный верзила - убийца. Когда он увидел, что отец Нестор лежит в луже крови и не шевелится, он бросился к своему снегоходу, помчался в Елнать к «ментам» и, разгоряченный и яростный, заорал, что, кажется, убил батюшку: «А если не убил, все равно убью!»

Бабушки сказали удивительно: нельзя подпускать к себе близко нецерковных людей. Без веры и русский - зверь. Видела как-то этого верзилу с батюшкой вместе и удивилась, зачем он с ним водится, такое было у него лицо тяжелое. Нехорошее, недоброе лицо. Но все тогда были рядом, вместе, в батюшкиной чистоте, как на площадке молодняка, и все потом рядом с чистотой - проявились.

Очень красивый, стоящий в глухом месте храм, грабили трижды - в нем сохранились древние иконы XVI и XVII веков. Трагедия же криминального наступления на храмы и иконы в 1990-х нами еще не осознана.

Идешь иногда в Жарки, на пригорке храм и домишки - сердце радуется. Встретила как-то в Елнати двух старушек. «Мы, - говорят, - на лодочке за хлебцем ездим». «А в храм?» - спрашиваю. - «Дак ведь не справляемся, далеконько нам. А батюшку увидим, за него подержимся - и нам на всю неделю хватает». Воистину - по вере вашей да будет вам.
В этом году 25 лет со дня перехода отца Нестора в Царствие Небесное. Отец Нестор, моли Бога о нас!

Монахиня Анна (Бухарова)

Отец Нестор (Савчук).
(1960 – 1993)

«Пострадать за Господа – ведь это радость какая!» Иеромонах Нестор.
Память 17-го (30-го по новому стилю) декабря.

Краткое жизнеописание отца Нестора составлено по воспоминаниям Виктора Саулкина и других людей, знавших его.

Святая Русь сегодня.
Перед закатом солнца небеса пылают величием благолепия Божия в эфире. Так и перед закатом Христианства Господу угодно проявить благолепие боголюбцев современных людям. Он являет новый образ мученичества за Христа, когда люди падают жертвой бессмысленного гнева, ярости за великое Божие добро. Несколько Пасох тому назад Господь призвал внезапно троих Оптинских монахов, души которых полны были Иисусовой молитвой, как бы изливающейся и все исполняющей благодати, неподдающейся описанию радости на человеческом языке. Подобно Новомученикам Оптинским, иеромонах Нестор уподобился преподобнической чести любимой им Оптинской братии. Это почти организованное ритуальное истребление невинных жертв Господь принимает как драгоценный исповеднический залог и посылает взамен особую благодать в помощь на новые духовные пашни и посевы, дабы поднялась молодая Святая Русь за чистоту Веры Православной, за Истину, за Христа!
- Игумен Герман (Подмошенский)

Когда-то, в шестидесятые годы прошлого столетия, когда Коленька Савчук, будущий иерей Божий и святой Его избранник Нестор, был еще совсем маленьким мальчиком, его деду, иеродиакону Святополку явилась Сама Матерь Божия. Тогда страной Российской управлять попущено было лукавым безбожникам, главным среди которых был нечестивый Никита Хрущев. И решили те безбожники закрыть Почаевский монастырь, в котором подвизался отец Святополк. Монахов они сажали в тюрьмы, гнали их даже до смерти. И вот, когда кончились все монастырские припасы, делать было нечего, благословил отец Наместник братию кормиться в миру. Но явилась тут Царица Небесная отцу Святополку и запретила то благословение Наместника. Сказал Ей отец Святополк: “да ведь братия может мне и не поверить”. Но ответила Пречистая: “Ну тогда приведешь, и явлюсь во второй раз”. Так и было. Предстал он смиренно перед братией и свидетельствовал: “Явилась мне Матерь Божия, Она запрещает”. Тогда собор старцев идет к нему в келью, как велела им Богородица через него, и явилась Она пред всеми вновь и повторила запрет Свой. А на следующий день пришел в монастырь обоз с хлебом, крупами и всяким продовольствием из Молдавии. И пришел он, конечно, благословением Матери Божией. А когда подрос Коленька и сам стал монахом, то со дня принятия пострига монашеского всю свою богоугодную жизнь особенно чувствовал постоянное присутствие и духовную поддержку деда своего, благочестивого иеродиакона Святополка.

Отслужив в свое время в армии, поехал Николай, зову Божию послушный, на послушания в Почаев. А в Почаеве скрывался тогда от властей ректор Академии отец (потом владыка) Алексий. Николай ему пришелся по душе, он подарил ему четки и пригласил приехать поступать в семинарию. Однако один духовно опытный и близкий Николаю человек не советовал сразу поступать в семинарию, а пойти сначала на приход. Николай так и сделал. После Почаева послушничал у игумена Пафнутия, человека молитвенной жизни. Тот был уже немолодым, на покое. Николай алтарничал, помогал служить отцу Игумену в домашней церкви. На него это произвело сильное впечатление, как служил отец Пафнутий. Отец Пафнутий и стал тогда его духовником. Они ездили к владыке Варфоломею в Ташкент. Получив там благословение, Николай отправился в Иваново к владыке Амвросию, и оставался у Владыки несколько лет на послушании. Был он человеком очень деятельным, физически крепким, ему приходилось много ездить по разным храмам. Имел он очень сильную духовную волю. Шел к Богу прямым, узким путем, без поворотов в стороны и без отдыха. А когда приехал поступать в семинарию, владыка Алексий очень холодно ему отказал. Это был сильный удар для Николая, он не понял сразу, что Владыке запретили безбожные власти. Приехал, Владыка его тепло встретил. Подал документы, а через три дня - сухой отказ.

И стал жить Николай в Москве, в комнате у близкого ему человека. В ней - иконы, перед ними - ¬коврик. Теплилась лампадка. И поклончики. Пятьсот. Так ему хорошо: вера и молитва.

Было много и скорбей. Однажды он рассказывал, как, побывав на одном приходе, почувствовал там особую благодать, особое присутствие Царицы Небесной. И красота необыкновенная. Говорил тогда о селе Жарки, под Ивановым. Казанская чудотворная икона, храм чудный. Но на послушании было там ему тяжело. Смотрели на пришлого, да еще из Одессы, как на жулика. И так бывало обидно. А обиду преодолевал так: уходил на кладбище, плакал, молился Матери Божией и снова - на послушания: печки топить, дрова рубить, выполнять различные поручения. Владыка Ивановский Амвросий его очень полюбил. Посылал восстанавливать храмы. Был Николай очень честным и бессребреником. И вскоре Владыка его постриг, затем рукоположил во иеродиакона.

Произошло тогда искушение. Отец Нестор - человек очень сильный, крепкий, в юности хорошо умел и даже любил драться, в недалеком прошлом проходил срочную службу в разведке, обучен был приемам рукопашного боя. И вот стоит после рукоположения на остановке в Шуе. Подошли несколько пьяных парней молодых, стали приставать. Он смиренно молчит, не отвечает. Один из них со словами: “Покажи крест,” - потянулся. Отец Нестор сказал: “А вот крест нельзя трогать,” - и убрал его руку. Они решили его побить за это. Отец Нестор, легко уворачиваясь и отходя, защищался, смеясь над нападающими: руками махали, а ударить не могли, все мимо. Но когда оглянулся на свой портфель с документами, вспомнив вдруг о нем, получил удар в глаз. Упавшего, били его тогда ногами. Хулиганов милиция задержала. И было желание демократических властей показать пред миром, что они защищают якобы Церковь. Хотели устроить показательный процесс. Отец Нестор отказался писать заявление, говоря: это мне по грехам, а их я полностью прощаю. Власти настаивали, но отец Нестор остался при своем. Позже приезжал к нему на приход просить прощение тот, который ударил первым. Было ему 18 лет, именем Андрей; обыкновенно для наших дней развращенный: пил, курил, молитвенного общения с Богом не знал, бездельничал. Отец Нестор предложил ему пожить вместе. Прожил Андрей у него год, затем поехал к отцу Иоанну (Крестьянкину) в Псково-Печерский монастырь, стал вполне церковным человеком, сейчас - на послушаниях. Однажды, обидевшись по немощи своей на отца Нестора, Андрей решил уйти от него, но увидел во сне отца Иоанна (Крестьянкина), который строго велел ему остаться. Андрей ушел тогда, но впоследствии пришлось раскаиваться.

Молил отец Нестор Матерь Божию попасть по рукоположении в Жарки. Место там особенное, глухое, далеко от больших дорог. Земля неописуемая, какой-то очень лирической русской красоты. Люди живут от земли - трудами рук своих. Церковь Рождества Богородицы видна издалека. Но подолгу священники не могли там жить. Год-полтора - не больше, не выдерживали. Больно смотреть на такие села. Некогда многолюдное и шумное, где спасались многие поколения людей; рождались, росли, играли, хороводы водили, трудились в поте лица, беды и радости переживали, а теперь - под игом богоборческим - вымирающее. Большой храм помнит времена, когда заполняли его прихожане, молились всем селом, общение в согласии Тела и Крови Христовых имели, теперь же - лишь священник да несколько прихожан в нем, пустынном, больше и нет в селе.

Но есть в Жарках пророчество. Там могилы двух блаженных, умученных большевиками. Так вот, блаженные те оставили пророчество о том, что священник, который пребудет в этом селе до смерти своей, тот спасется. Отец Нестор и говорил: “Я из Жарков никуда не хочу”. Молил Матерь Божию всю жизнь прожить там. И первым из священников пребыл он в лихом двадцатом столетии до смерти в Жарках. Церковь в селе, в которой он настоятельствовал, была построена некогда на месте явления чудотворного образа Богородицы, называемого Казанским. И образ тот, особо чтимый отцом Нестором, по сей день пребывает в храме том. Молодой, энергичный и сильный монах не рвался в города, на большие приходы, но любил уединенное село, словно пустынь.

Особо он всегда молил Матерь Божию, Пресвятую Богородицу. Из ревностного молодого монаха становился духовно опытным человеком: видел немощи человеческие, видел, кто сколько может вместить, кому позволить какое утешение. К нему стало приезжать много народа. Позже на его похороны приехали и из Одессы, и из Москвы, и из Петербурга. Он многих крестил. Молитвенником был. Службы совершал по полному чину. Вечерня шла по пяти часов, а храм-то был не монастырский: пять бабушек, да с десяток дачников летом - вот и весь приход. Молился всегда благоговейно, с особым трепетом, как и все, кто был в Почаеве, чтил Божию Матерь. Полностью был он в воле Божией, весь постоянно в молитве. Но сокрыто было то от глаз посторонних. Бывало, повесит отец Нестор снаружи замок, проберется в дом свой незаметно через хлев, подопрет изнутри дверь и пребывает день-другой в уединенной молитве. И дал Господь возлюбленному Своему любовь и терпение.

После молебнов перед иконой Казанской отец Нестор помазывал прихожан маслом от лампадки. И стали совершаться исцеления. С изумлением и вдохновением благодарил молодой священник Матерь Божию. Сугубая молитва совершалась всегда перед иконой той.

Общинка была маленькая, отец Нестор всех кормил при храме. Скудно порой, но отказа в трапезе не было никому.

Однажды гостил у него знакомый Иеромонах. И когда тому пора было возвращаться к себе, торопился на службу, но на автобус опоздали по вине отца Нестора, то пошли к хозяину единственной в деревне машины, а “Москвич” его оказался полностью разобранным. Иеромонах начал было ворчать, вот, мол, из-за тебя на службу опаздываю. Отец Нестор стал молиться, сказал: “Сейчас Матерь Божия поможет...” И вдруг к его прихожанке едет знакомый на “Тойоте” - удивительное дело для глухого села. “Подвезешь?” - “Конечно!” Много таких случаев бывало в жизни его. Он полностью был в воле Божией. Все - в молитве. Но это оставалось сокрытым от посторонних.

Бывало, впрочем, и явное. Однажды молился отец Нестор в алтаре. А в это время ударила шаровая молния. Загорелся чердак. Люди побежали с ведрами заливать огонь, а отец Нестор не стал прерывать молитву: “Ну что, ничего,” - стоял и молился. Плеснули ведро - мало, огонь не ослабевал. Упал плеснувший - к горящим стропилам нельзя было приблизиться, огонь все усиливался. Отец Нестор спокойно продолжал молиться, и вдруг - еще каких-то два-три ведра - все сильно зашипело, пламя само собою погасло.

Как-то летом сидел отец Нестор на сеновале со своим близким другом Виктором, расписывавшим ему храм, признался: “Знаешь, я ведь Матерь Божию молил даровать мне венец мученический”. Виктор - немного постарше, раньше воцерковившийся, помогавший в свое время воцерковиться Коле Савчуку, сказал с улыбкой: “Ишь ты, хитрый какой! Мы тут скорби терпи, а он раз - и в Царствие Небесное. Да венца мученического достойным надо быть! Тебе еще лямку приходского священника тянуть и тянуть!” - “Да, да, понимаю... Но я молился...”

Любил отец Нестор книги духовные. Близки ему были труды отца Серафима (Роуза) из далекой Америки. Портрет отца Серафима висел в келье его на стене. И старался он много, чтобы люди имели удобную возможность покупать душеполезную литературу. На многих железнодорожных станциях устраивал лавки с православной литературой. Прямой он был и открытый, и многие из начальников железной дороги уважали его.

Знал отец Нестор ревность о Христе миссионерскую, апостольской подобную. Когда началась война в Абхазии, болела душа его. Говорила светская пропаганда, что христиане с мусульманами воюют. Но бывал он прежде в Абхазии, знал правду: не мусульмане абхазы, хотя часть их и находятся под влиянием мусульманства. Не мусульмане и не язычники, ведают свою православную историю. Нет в Абхазии ни одной мечети, зато храмы Православные древние имеются. И написал отец Нестор прошение Святейшему Патриарху Алексию II направить его миссионером туда, думая: “Вот ради этого я готов Жарки оставить даже на время”. Но не было на то благословения, а старец Иоанн (Крестьянкин) написал ему: “Какая мать бросит своих детей и уедет к чужим?” И понял отец Нестор, и пребыл в послушании. Но прежде доводилось бывать в Абхазии в отпуск свой. Знал там места, потрясающие красотой своей, но тревожные и опасные. Горные тропы, боевики, вооруженные до зубов, ОМОН, снайперы в секретах. Смерть на каждом шагу подкарауливает людей. Много он проповедовал среди казаков, солдат, но вопросы, когда рядом нешуточная опасность, были другого характера, не то, что в мирных землях. Люди не тянулись, а прямо-таки бросались к священнику. Смерть рядом, рядом и Бог.

Однажды в глухом месте встретился вдруг отцу Нестору вооруженный автоматом человек страшноватого вида, угрожающе смотревший в его сторону. Ничего хорошего от встреч таких не бывает. Но не испугался Иерей Божий. Смотрит, а у человека того голова повязана лентой с молитвой “Живый в помощи Вышняго”. “Это почему ты под благословение не подходишь? Видишь, перед тобой священник православный!” - Не растерялся он и буквально скомандовал: “А ну, на колени!” И пал тот на колени, принимая благословение, и миром разошлись.

Молитвой жил отец Нестор. Однажды - стоял райской красоты сентябрь - прошел он по горам километров двадцать. Горы - не равнина, спутники его с ног валились, остановились в подходящем месте на ночлег. “Я хочу уединиться, помолиться. Есть ли здесь подходящее место?” - спросил. - “Есть охотничья хижина, вверх в семи километрах. Идти по снегу”. И пошел. Пришел, молился. Нашел кое-какие припасы, стал готовить еду. И вдруг вваливаются люди с оружием, быть может, браконьеры: “Ты кто такой?” - “Вы что, - отвечает, - священника не видели никогда? Все под благословение, руки сложить вот так”. Встали, благословил. И начал проповедовать. После еды спать захотелось, а люди те все просили: “Нет, нет, Батюшка, продолжай!”

К 14 сентября, к празднику Воздвижения Креста Господня, в горах неожиданно выпал снег. Вчера еще малину ели, лошадей пасли, а сегодня... И в самый праздник воздвиг отец Нестор со спутниками своими крест в горах, почти на самой границе России.

Заканчивался отпуск, нужно было возвращаться в родные Жарки.

Келья отца Нестора была скромная: аналой перед Феодоровской иконой Матери Божией, жесткие нары с матрацем, шкафчик, да стол письменный. На стене - фотографии крестников, о которых молился. Кроме подрясников да мантии, не было личных вещей у него. Были, правда, духовные книги, которые он так любил, и среди них всегда - новый номер особо любимого им журнала “Русскiй Паломникъ”. Была у него в доме и вторая, более уютная, комната - для гостей. Зимой печку топил очень редко. Иногда приходилось идти по пояс в снегу в соседнее село соборовать. Вернется устав¬ший, но станет сразу на молитву, потом отдохнет па¬ру часиков и - на службу, на правило. Но об ¬аскетической жизни его мало кто догадывался. Внешне он всегда оставался очень общительным и веселым человеком.

Однажды летом был он в Юрьевце. Темнело, и его духовное чадо Галина предложила остаться на ночь, но Батюшка сказал тогда: “Да нет, зачем, тут двадцать километров. Ночью так хорошо: я пока пойду, помолюсь, всех вас помяну”.

Во время службы он неизменно по памяти, без помянника, поминал тех, о ком часто молился. Это занимало у него минут десять. Несколько сотен имен. На всех молебнах поминал обязательно всех.

Года за два, за три до смерти признавался, что имеет горячее желание получить мученический венец. Говорил: “В молодости я был грешным человеком. Господь милостью Своей привел меня послужить Ему священником, а чем я могу Его отблагодарить?” Он молил об этом Матерь Божию.

Много скорбей познал страдалец Христов. Многие его не понимали. Господь очищал избранника Своего многоразличными испытаниями. И вновь, когда тяжело бывало на душе, когда сжималось сердце, уходил подвижник на кладбище помолиться и поплакать; и снова - за дело Божие.

В 1993 году в Оптиной пустыни пострадали за Христа три монаха в Праздник Воскресения Христова. Отец Нестор, узнав о них, сказал тогда: “Какая смерть для монахов чудесная! - смерть за Христа. Это милость Господня”. Молил он Господа и новомучеников оптинских и ему пострадать за имя Христово. И благословил Господь. Начались на молодого и верного Батюшку сугубые гонения. Некоторые его же чада восставали на него, послушные бесам: не хотели слушать духовника из-за его молодости, считая, что сами опытнее. Хуже было от тех, о ком больше и заботился. Терпел от осуждения - осуждение вместо помощи. Терпел с кротостью. Признавался, что порой сердце так сжималось, но монаху нельзя обижаться. Скорби преодолевал в молитве. Кроток и незлобив был отец Нестор. Не раз диавол подсылал ему служителей своих искушать его. Но прощал он их, зла не держал. Не простил только дерзнувших против Церкви Святой Православной, не простил воров, укравших иконы из храма, помня слова святителя Филарета Московского: “Прощайте врагов своих, сокрушайте врагов Отечества, гнушайтесь врагами Божиими”.

Ограбили храм его, и плакало сердце Иерея. И усиливал он вместе со всем приходом молитву. Как увидел разоренный храм, сразу благословил всех прихожан положить по пятьдесят поклонов перед Казанской иконой, акафист отслужил с молебном. А после обегал с молитвой километров двадцать по талому снегу, следы искал. И нашел: увидел у леса машину. Спрятал подрясник в пальто, скуфейку - в карман, бороду укрыл и под видом пьяного подошел к машине посмотреть номера. В машине сидел какой-то бандит-кавказец. “Пьяный” просит: “довези ты до Костяева,” - шатается. Кавказец выскочил, явно намереваясь побить его. Конечно, не будь отец Нестор монахом и с¬вященником, без труда справился бы с бандитом. Но, избегая стычки, постарался зайти, посмотреть номера. Посмотрев же, сказал: “Ну, ладно, ладно, я пойду”. И вскоре вместе с участковым милиционером отправился в погоню. Бандиты стреляли в него из обреза в упор. Но была осечка. Иконы все вернули. Банду задержали. Все молодые. Главарь банды был выпускником института культуры. У него в глазах не было позже ни капли раскаяния. Лишь тюрьмы он боялся, но раскаяния не было. Вскоре приехали домой к отцу Нестору друзья задержанных бандитов, требуя забрать из милиции заявление. Он же сказал им, помня наставление святителя Филарета Московского: “Вы и враги Отечества, и враги Божии. Я простить не могу”. Было затем на него несколько покушений. Но, защищая храм Божий, священник Христов оставался тверд.

После покушений Владыка благословил поставить ему рацию в келью и при случае дать сигнал из ракетницы. Бандиты бродили вокруг отца Нестора, как волки. Ночами он, чередуясь с близкими ему людьми, когда кто-то был рядом, не спал, охранял храм, обходил его. Молился, было тревожно в далеком глухом селе. Пребывая в воле Божией, отец Нестор не боялся, да и от рождения был смелым, неустрашимым, даже удалым человеком. Один полковник, знавший его еще во время войны в Абхазии, свидетельствовал, что он не боялся ничего: ни осколков, ни пуль.

Однажды летним вечером вышел из кельи, как напали на него бандиты. Наставили пистолет: “Руки вверх!” Он посмотрел, повернулся и пошел. И не посмели они выстрелить. Зашел в дом, закрылся, а те ломиться в окно стали, выбили его. Тогда выстрелил отец Нестор из ракетницы, дабы остудить пыл, поверх ¬голов, но знали бандиты, что Иеромонах не будет убивать, не боялись. Схватили, однако, икону первую попавшуюся и удалились. А отец Нестор порезал о стекло вену, кровь текла. Выскочил на улицу, оросил кровью своей место то, где похоронен теперь.

В декабре 1993 года собрался в Москву по книжным делам. Мечталось тогда ему построить в Жарках дом для инвалидов - молодых людей, инвалидов Афганистана и других, дабы жили они при церкви. Но по дороге говорил монахиням Ивановским: “Чувствую, пришли мои последние дни. Что-то надвигается, я чувствую. Молитесь за меня”. Вернулся из Москвы радостный и возбужденный. Но время его земной жизни подходило к концу...

И пострадал он от лихих людей до смерти. Остались на теле его следы убийства ритуального сатанинского. Совершилось то 17 декабря (30 - по гражданскому календарю) в 1993 году.

Знал о своем скором отшествии ко Христу. Об этом свидетельствует и тот факт, что он, строго относившийся к причащению, никогда не допускавший до Причастия неподготовившихся, накануне смерти своей вдруг благословил приступить неподготовившейся одной из чад, чему все тогда удивились.

Господь сподобил его пострадать до смерти. Как все произошло, то неведомо. По милицейской версии, погиб Батюшка в пьяной драке. Но, знавшие его, свидетельствуют, что он вообще не пил, не пил никогда, не только в монашестве, но и до пострига, за что в ранние годы терпел насмешки от друзей. При случае мог лишь пригубить. То, что экспертиза богоборцев установила среднюю степень опьянения, говорит лишь о том, что ему, умирающему, влили водку в рот. Чист он был, чистого жития. Да и можно ли верить экспертизе, проведенной властями, покровительствовавшими убийцам? Кроме того, никогда со дня пострига отец Нестор не защищал себя силой, не дрался. А человек, подозреваемый в убийстве, не справился бы с ним, если бы отец Нестор стал защищаться. Пожалуй, и несколько таких не справились бы с ним. Позже экспертиза показала, что он не нанес ни одного удара. Далее, сам отец Нестор не мог спровоцировать человека на драку, он был опытен духовно и выдержан. Ясно, что убийц подтолкнул извечный человекоубийца - диавол. Судя по всему, подозреваемый в убийстве - не убийца. Он не смог рассказать, как все было. Почему он, отец двух детей, взял на себя убийство, мы не знаем, мы можем лишь догадываться. Но знаем мы, что это было не простое, не случайное убийство. Раны на теле священномученика свидетельствуют об убийстве ритуальном. Он скончался не от удара, а от потери крови. А “убийца” выполнил роль ритуального предателя, получил от мирских властей 4 года за неумышленное убийство.

Гонения завершились венцом мученическим. Интересно, что на последней трапезе у него на приходе было двенадцать человек. Символично и то, что среди этих двенадцати был виновник его смерти, выполнивший роль предателя.

Похоронили Страстотерпца у алтаря церковного на пятый день. Тело было в храме. Но не чувствовалось ни малейшего запаха разложения. Открытая рука ¬оставалась, как у живого. И много людей приехало прощаться с ним. Удивительно, сколь многих успел окормить он! Такого стечения богомольцев, что даже в притворе теснились, храм не помнил со времен Царской России. Игумен Зосима из Иваново вспоминал, что исповедовать ему пришлось накануне отпевания долго, чуть не до утра. Озлобились тогда и силы бесовские; власти, демонстративно не желавшие вести расследование, показали, издеваясь над верными православными, свой богоборческий лик: весь храм содрогнулся, когда во время вечерней службы появился вдруг арестованный за убийство и зловеще стал сзади. Но напряжение то растворилось мало-помалу в небесной радости о светлом лике почившего. Подрясник, омоченный кровью его святой, благословил епископ Ивановский Амвросий поместить под Престол. Земной жизни его было 33 года.

Бессребреник отец Нестор по смерти своей почти не оставил личных вещей. Четки, мантия, подрясники, иконы, крестики, книги. Даже хоронить пришлось в чужой обуви (свои были уж слишком старые, растоптанные).

Девятый день посмертного жития нового Святого пришелся на Собор Пресвятой Богородицы: Сама Матерь Божия приняла его, вымолил-таки он у Нее венец мученический. Небеса обрели нового жителя себе, а мы - нового молитвенника за нас, за Русь нашу, ибо очень любил отец Нестор Россию, болел за нее. Почитал митрополита Санкт-Петербургского Иоанна за исповедничество. А когда говорили ему, что, мол, страшновато жить в мире победившего масонства, когда идет постоянно скрытая и явная борьба с Православием Святым, а лично ему - еще и под открытыми угрозами бандитскими, отвечал: “Ну чего бояться-то? Пострадать за Господа - ведь это радость какая!”

Разные люди свидетельствовали потом, что видели во снах своих отца Нестора радостным, ходящим, не касаясь земли, в Раю; цветов много, деревья цветут; ходит он, улыбается, благословляет. Удивительно, что разные люди видели во снах своих одно и то же. Видела такой сон и одна слепая, исповедовавшаяся у него при жизни и не знавшая, как он выглядит. Позже она подробно и верно описала его внешность.

И есть уже немало верующих, почитающих его во святых по ревности своей, не дожидаясь канонизации. А одно братство молодых православных американцев чтит отца Нестора своим сугубым небесным покровителем, установив портрет Страстотерпца в часовне среди икон.

По смерти его случилось однажды вот что. Одна женщина, знавшая его при жизни и уже почитавшая в лике священномучеников, копала огород. Устав, взмолилась: “Отец Нестор, помоги!” И вдруг слышит сзади себя голос отца Нестора: “Могу ли я помочь Вам, чтобы заработать хоть немного денег?” Обернулась: к огороду подошел незнакомый человек. Он не знал отца Нестора, но обратился к ней словами его, так же, как обращался при жизни часто в таких случаях Батюшка: “Могу ли я помочь Вам?”

Эта статья - воспоминание о друге, в миру Николае Савчуке, молодом священнике, иеромонахе, настоятеле храма, затерянного в самом центре России, в местах удивительной, нежной красоты, который был убит с неподдающейся описанию жестокостью при обстоятельствах, которые еще до конца не выяснены, и, вполне возможно, останутся таковыми навсегда. Его второе, монашеское имя - Нестор.

Я держу в руках его фотографию, которая снята на одном из хребтов Кавказа, на границе Краснодарского края, в осенний снегопад, когда мы, двигались в сторону Абхазии, где тогда шла война - непредсказуемая и абсолютно беспощадная.

Это была миротворческая поездка. Нет, не официальная дипломатическая, а просто личная миротворческая инициатива двух русских священников. Да, бывают и такие инициативы.

Представьте себе, что Вы собрались и поехали за свой счет и на свой страх и риск мирить чеченских боевиков и русских спецназовцев, или албанцев и сербов, или евреев и палестинцев, или осетин и грузин, или … или….

Вы скажете, что это наивно, и даже невозможно.

А Вы пытались?

А он пытался. Ему приходили в голову такие безумные с точки зрения большинства идеи…

УБИЙСТВО

Очень красивый, стоящий в глухом месте храм, грабили трижды - в нем сохранились древние иконы шестнадцатого и семнадцатого веков в хорошем состоянии. Трагедия же криминального наступления на храмы и иконы в 90-х нами даже приблизительно не осознана.

Ясно, что это было отражение подспудных, печальных процессов, примета времени. И, быть может, трагическая история гибели молодого человека, понятная и психологически узнаваемая, поможет преодолеть наше скорбное бесчувствие. Это очень важная тема... И все же рассказ не об этом.

Нет, это не печальная и не сентиментальная история. Это история воина, который просто защищал свой храм. Как никто другой он понимал, что к спасению ведет узкий путь, и уж точно прошел его до самого конца.

Я хорошо знал его и могу доказать, что Нестор был человеком отчаянной, мальчишеской смелости. Я видел его на абхазско-грузинской войне, у знаменитой грузинской школы у реки Гумисты, через которую тогда бил, не переставая, грузинский снайпер. Но узость, неповторимость его, Нестора, пути в том, что в своей русской деревне, во вполне конкретном бою, он, монах, не мог никому нанести вреда. Он не мог никого ударить.

После первого ограбления он унес самые заветные, ценные иконы себе в келью, отчетливо сознавая, что если раньше взламывали храм, то теперь придут к нему в дом. Так и случилось.

Он парился в бане, когда трое неизвестных появились в церковном дворе. К счастью, он увидел их первым, и успел закрыться в доме, попытался по рации вызвать милицию, но никто не ответил.

А те трое нашли бревно, с размаху высадили им оконную раму и уже лезли в дом, явно зная, что именно там Богородица и Спас, две самые древние иконы, за которыми они и пришли. В их понимании это тысяч сто долларов. (Это напомним себе происходит в беднейшем регионе и в тот момент российской истории, когда люди получают 10 долларов в месяц.)

Не представляя, как их остановить Нестор даже выстрелил поверх голов из ракетницы. Они, отскочили было, но потом полезли снова. Молодой батюшка не так давно (какие его годы) служил в десантной разведроте, но что он мог сделать? Не бить же железом по голове и не стрелять в лицо на поражение… Думаю, что его неминуемо убили бы тогда, но он высадил руками стекло в соседней комнате и выпрыгнул, как был в нижнем белье, сильно порезавшись, весь в крови.

Иконы исчезли.

Перевязав руки в ближайшем деревенском доме, переодевшись и притворяясь пьяным, Нестор тогда обошел окрестности и нашел-таки машину, которая ждала тех троих. Они, как потом выяснилось, прятались в лесу пережидая. Нестор даже умудрился записать номер машины. Чуть позже, уже вместе с деревенской милицией, он устроил засаду на дороге. Преступники прорвались со стрельбой. Через пару часов их все же поймали в другом месте. Но иконы они уже успели передать «заказчикам». Тех, кому они передали иконы, поймали тоже, но икон снова не было. Они ушли «по цепочке». Скорее всего, они сейчас в Европе, а может быть, в Америке.

Сам святейший патриарх Алексий пожаловал тогда Нестору крест за храбрость. Но храбрость бывает разная. В доме еще оставались не менее ценные иконы. Нестор каждый час ждал, что за ними придут. Эта мысль измотала его. Он был все же очень молод. Легче быть смелым в горячке боя, но к постоянной мысли о смертельной опасности привыкнуть трудно…

Он устал, и, наверное, стал совершать ошибки. Слово «грех» в переводе с греческого означает, ошибка, промах. А может, и не дело монаха проявлять храбрость при задержании бандитов. В таких ситуациях деревенскому оперу приходится привлекать на помощь кого придется, в том числе и местных крутых парней, переступивших внутри себя черту. А есть неписаное правило, по которому монаху нельзя подпускать в себе близко неверующего человека.

Никто не узнает, сколько он передумал тогда. Я далек от суеверного взгляда на обстоятельства его смерти. Но, тем не менее, Нестор был убит в тридцать три года и это произошло в пятницу. Незадолго до этого в доме собирались друзья Нестора, их было 13 и убийца был среди них…

ПЯТНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА

Обстоятельства сложились так, что, находясь на другом конце России, я успел все же приехать и снять людей, собравшихся на похороны. А во время той поездки на самую первую из новейших кавказских войн, абхазскую войну, я снимал его под обстрелом в Нижних Эшерах, и, самое главное, снял его проповедь перед грузинскими пленными из Мхидриони, которым, между нами говоря, многое можно было предъявить тогда.

Один из них показался Нестору раскаявшимся. Его дома ждала восьмидесятилетняя мать, и он боялся, что она умрет, не дождавшись. Нестор вдруг просто попросил абхазские власти отпустить его. Безумная идея. Я отчетливо понимал, что в ушах абхазов это, мягко говоря, бестактность. Это прозвучало в моих ушах тогда так наивно, почти глупо…

Но, к моему огромному удивлению, абхазы сделали это. Кто знает, может сейчас тот спасенный им грузин прочтет эти строки. Нестор ведь был очень простой, возможно, не такой уж образованный, но очень искренний человек. И действительно верующий. Это, пожалуй, был его главный талант. Простая искренность очень действовала на людей.

Тогда в лагере военнопленных в Абхазии, в Гудауте 1992 года он был взволнован, мы полчаса как вернулись с передовой, и говорил он очень хорошо. Он словно обращался к своему будущему убийце.

Когда спустя почти 16 лет в августе 2008 с обычным опозданием мы получили известие об атаке на Цхинвал, мы, не раздумывая, отправились снимать хронику. Я, помня тот опыт с Нестором, тоже пригласил с собой священника, отца Виктора. Это была долгая поездка. Вместе с российскими войсками мы всего 30 км не доехали до Тбилиси.

Паралелльно я послал вторую сьемочную группу в Сухуми в Команский монастырь в Кодорское ущелье… Было отчетливо ясно, что завершился некий цикл и война 1992 в Абхазии и события 08.08.08 это Одна война, одно событие , просто протяженностью в 15 лет. И быть может именно личность Нестора его трагичная судьба позволит нам это событие осмыслить.

Уже через месяц, два после августа тема Цхинвала, ясное дело, не интересовала первые полосы и прайм тайм, мир так устроен, но поняли ли мы спустя 4 года то, что произошло. Что это было!?. Смогли ли мы осмыслить произошедшее? Если нет, «если психоанализ нации отсутствует, то невроз континентальных размеров неизбежен и война лишь один из его симптомов, просто наиболее заметный и литературно описанный. Если нет, то мы обречены на бесконечное движение по кругу, раз за разом в чертог теней возвращаясь», - говорил философ Мираб Мамардашвили.

Чертог теней это вообще-то -- ад. Не хотелось бы туда возвращаться. И, стало быть, надо додумать до конца, чтобы цхинвальская и сухумская ситуация не повторилась.

Что это было!? Почему долгая и тягостная война в Ираке, почти ничего не изменила в мире, а 7 дней осетинской войны его просто перевернули, создали иную расстановку сил, проявили иную Россию.

В 1992 году мы снимали сюжет в Абхазии вместе с Нестором во время того самого первого грузинского вторжения, в самый разгар событий, когда линия фронта еще шла по Гумисте, а не по Риони. Все было неоднозначно, судьба Абхазии, висела на волоске. Нам кажется, что Абхазия 1992 и Осетия 2008 просто части, вехи одного итого же события, одной пьесы. Август в Цхинвале был ее финалом и сейчас самое время для эпилога. Поэтому короткие обращения к абхазским событиям, наверное, логичны.Тем более, как известно в том же августе прошлого года грузинские полководцы планировали и атаку и на Абхазию, но Цхинвал не сдался, принял удар на себя и до Сухуми, к счастью, дело не дошло.

Однако Абхазию 1992-93 года мы так и не осмыслили. В начале 90-х нам в России было не до этого. Те немногие, кто был там, кто начал понимать тайные пружины и природу событий, и даже предугадывал нынешнее злодеяние... так и не высказались, промолчали в эфире, оставили это при себе, как фигуру речи. Не сделали этого, хотя бы в память о погибших друзьях. Кто-то побоялся, а кто-то поленился опубликовать свои размышления. Они так и остались недописанной рукописью, недомонтированным фильмом. Но все произошло. И фигура речи через 16 лет воплотилась в жуткую бойню в Цхинвале.

ТРЕЩИНА

Главные события века обычно остаются незамеченными. Одно из них произошло за три дня, до вторжения в Абхазию 1992 года. Все грузинские священники одновременно ушли в отпуск и уехали. Если это бы сделал один иерей, это по-человечески понятно и простительно, человек слаб, не все рождаются героями. Но если все разом - это означает совсем иное. Значит, была команда свыше, которую они никак не могли не выполнить. К этим грузинским батюшкам никаких претензий. Но, событие это, какая печаль, все же произошло, и поскольку грузины впоследствии проиграли войну, они больше никогда не вернулись в свои храмы и к своей пастве. Причем паства эта была на 90% грузинской, (абхазы до той войны не очень посещали храмы, сейчас иное дело). И ее ожидали неисчислимые бедствия и почти полный исход. И некому было ни утешить их, ни даже отпеть. Я думаю, такого не было за всю историю Православной Церкви, по крайней мере за последнюю тысячу лет . И это, увы, наше общее поражение, это поражение всего православного мира, не грузинское только.

И несмотря на то, в те далекие дни, грузины без промедления быстро и энергично высадили десант с моря, ввели в бой более 150 единиц бронетехники (и это для крошечной Абхазии...). Несмотря на то что, мхидрионцы и национальные гвардейцы, (нормальные отчетливые бандиты из личных армий тогдашних грузинских министров Иосилиани и Кетовани, оба, кстати, воры в законе) получали непосредственно перед военными действиями госакты на землю, ту которую им надо было еще окупировать. Несмотря на то, что на захваченной территории они сразу стали выдавать грузинскому населению оружие, старательно провоцируя (какая подлость!) национальную резню и этнические чистки с обоих сторон, несмотря на все это, они никак не могли победить в Абхазии, потому, что не было правоты, потому что их пастыри за три дня до конца света ушли в отпуск.

Может быть поэтому и 15 лет спустя, так долго и последовательно готовясь, они не смогли победить и в Осетии. Они хотели быть империей на Кавказе, но видимо империи создаются иначе.

Этот летний отпуск священников в Абхазии 92 года -- трещина во вселенском православии. И с мрачным пугающим шорохом она разверзлась эта трещина и в нее вошли корабли НАТО и грузинские ракетные катера курсом на Новороссийск, солдаты -»зомби» с автоматическими винтовками М-16 на улицах трогательно маленького осетинского города неустрашимые и неубиваемые, пока не кончится химическая доблесть, действие психотропного укола... И неожиданный звонок мобильника в кармане убитого грузинского командос, осетинский ополченец берет его... в трубке женский голос откуда-нибудь из Зугдиди или Кабулети: «Мамука, это ты сынок?». « Нет, уважаемая, это не Мамука, он мертв». Господи какая боль! И женщины с детьми в тесном Цхинвальском подвале без воды, еды и света три дня и три ночи. И ходить надо в наскоро сделанный туалет и выйти на белый свет нельзя: тех, кто выходил ставили к стене и расстреливали вне зависимости от возраста и пола.

Как все оказывается висит на волоске, и как легко вернуться в дохристианское состояние. Каменный век, пещера из бетона, темень и нечистоты, голод, жажада и страх. Но есть мобильник, и он работает и можно позвонить другу в Россию или в Грузию. И мать может позвонить сыну на войну. На тот свет. Господи, спаси и сохрани!

Город разом опустился вниз на несколько метров над уровнем моря. «Эти грузины нас опустили... в подвалы». И еще многое вошло в ту трещину.

Но представьте себе, что именно в это самое время в этом самом главном месте, вроде бы совершенно случайно оказывается русский деревенский православный священник и он призывает людей не ожесточаться, не проклинать, оставаться людьми, оставаться в границах православного поведения. Крестит на войне, отпевает погибших, утешает матерей. Исповедует солдата, того, кто вчера в бою убил человека… Вроде бы делает самое простое, что должен делать обычный священник. Просто так сложилось, что он в отличие от тех клириков не ушел в отпуск, а наоборот отпросился у своего благочинного, в самом глухом районе самого нищего субъекта Российской федерации. Взял отпуск и поехал на войну.

Он, поверьте, точно был первым представителем России и Православия в ту минуту в тот день. Позже, через дни, месяцы, годы пришли другие. Но в тот момент он был один.

АМЕРИКАНСКИЙ СВЯТОЙ

Годы идут, в суете забывается многое, ясное дело чуть потускнела и память о друге, но не так давно несколько лет назад Нестор вернулся, и сам напомнил о себе. Причем «вернулся» очень кружным путем, из Америки, где издается журнал «Русский Паломник». Я с бесконечным удивлением увидел на обложке его лицо, оцифрованное с домашнего фильма, который я сделал для родных и друзей Нестора, сразу после смерти. В одной из американских православных церквей его причислили к лику святых. Мы поехали туда встретились с этими американскими православными богословами. И стало отчетливо видно, что его там, в Америке, действительно искренне воспринимают как святого, и еще видно с какой-то пугающей ясностью, как человек такой знакомый тебе вдруг становится иконой, образом.

Если Бог даст и я сделаю обо всем этом фильм, то это будет фильм о том, что означает слово «святой» и применимо ли оно к отцу Нестору… Я-то знаю, что человек он был молодой, горячий, в каком-то смысле очень страстный. А может и правда все это смыто кровью. Он ведь сказал мне когда-то, что Царство Небесное нельзя выиграть «по очкам», только «вчистую».

Но мне стала острее чувствоваться живая человеческая судьба, боль, жалость, бесстрашие, которое стоит за всеми остальными житиями русских святых и новомученников.

После смерти отца Нестора в приходе ничего не разрушилось. Его дьякон стал священником в одной деревне. Послушник и ученик - в другой. В приходе Нестора почитают, как мученика, а чистые сердца русских деревенских бабушек не обманешь. В этой истории нет никакой безысходности. Нестор отчетливо представлял свое будущее. Незадолго до смерти он выбрал себе место для могилы позади храма, сразу за алтарем. В его судьбе все на месте.