Логико философский трактат витгенштейна анализ. От «Логико-философского трактата» к «Философским исследованиям» (Л. Витгенштейн). Совокупная Реальность есть Мир

Людвиг Витгенштейн (1889-1951) родился в Австрии. По образованию он был инженером, занимался теорией авиационных двигателей и пропеллеров. Математический аспект этих исследований привлек его внимание к чистой математике, а затем к философии математики. Заинтересовавшись работами Г. Фреге и Б. Рассела по математической логике, он направился в Кембридж и в 1912-1913 гг. работал с Расселом. Во время Первой мировой войны Витгенштейн служил в австрийской армии и попал в плен. В плену он, видимо, и закончил «Логико-философский трактат», опубликованный впервые в 1921 г. в Германии, а на следующий год в Англии. После освобождения из плена Витгенштейн работал учителем в школе, имел некоторые контакты с М. Шликом, посетил Англию. В 1929 г. окончательно переехал в Кембридж. В 1939 г. он сменил Дж. Мура на посту профессора философии. Во время Второй мировой войны работал в лондонском госпитале. В 1947 г. вышел в отставку.

В 1953 г. были опубликованы его «Философские исследования», а в 1958 г. – «Синяя» и «Коричневая» тетради, за которыми последовали и другие публикации из его рукописного наследия. Этот второй цикл его исследований настолько отличается от «Логико-философского трактата», что Витгенштейна даже вполне обоснованно считают создателем двух совершенно различных философских концепций – явление в истории философии не такое уж частое.

«Логико-философский трактат» Витгенштейна оказал большое влияние на возникновение логического позитивизма. Это очень трудная, хотя и небольшая работа, написанная в форме афоризмов. Ее содержание настолько многозначно, что историки философии считают ее автора одной из самых противоречивых фигур в истории современной философии.

Прежде всего, Витгенштейн предлагает не монистическую, а плюралистическую картину мира. Мир, согласно Витгенштейну, обладает атомарной структурой и состоит из фактов. «Мир есть все, что происходит». «Мир – целокупность фактов, а не вещей». Это значит, что связи изначально присущи миру. Далее следует, что «мир подразделяется на факты» .

Для Витгенштейна факт – это все, что случается, что «имеет место». Но что же именно имеет место? Рассел, который в данном отношении был солидарен с Витгенштейном, поясняет это следующим примером: Солнце – факт; и моя зубная боль, если у меня на самом деле болит зуб, – тоже факт. Главное, что можно сказать о факте, это то, что уже было сказано Расселом: факт делает предложение истинным. Факт, таким образом, есть нечто, так сказать, вспомогательное по отношению к предложению как к чему-то первичному; это материя предметной интерпретации высказывания. Следовательно, когда мы хотим узнать, истинно ли данное предложение или ложно, мы должны указать на тот факт, о котором предложение говорит. Если в мире есть такой факт, предложение истинно, если нет – оно ложно. На этом тезисе, собственно, и строится весь логический атомизм.

Все как будто бы ясно. Но стоит сделать еще шаг, как немедленно возникают трудности. Возьмем, например, такое высказывание: «Все люди смертны». Кажется, нет никого, кто вздумал бы оспаривать его истинность. Но есть ли такой факт, как то, что существует в наличии, что «происходит»? Другой пример. «Не существует единорогов» – видимо, это тоже истинное высказывание. Но получается, что его коррелятом в мире фактов будет отрицательный факт, а они не предусмотрены в трактате Витгенштейна, ибо, по определению, они «не происходят».

Но это еще не все. Если говорить о содержании науки, то здесь фактом или, точнее, научным фактом считается далеко не все, что «происходит». Научный факт устанавливается в результате отбора и выделения некоторых сторон действительности, отбора целенаправленного, осуществляемого на основе определенных теоретических установок. В этом смысле совсем не все то, что происходит, становится фактом науки.

Каково же отношение предложений к фактам в логическом позитивизме? Согласно Расселу, структура логики как остова идеального языка должна быть такой же, как и структура мира. Витгенштейн доводит эту мысль до конца. Он утверждает, что предложение есть не что иное, как образ, или изображение, или логическая фотография факта. С его точки зрения, в предложении должно распознаваться столько же разных составляющих, сколько и в изображаемой им ситуации. Каждая часть предложения должна соответствовать части «положения вещей», и они должны находиться в совершенно одинаковом отношении друг к другу. Изображение, дабы оно вообще могло быть картиной изображаемого, должно быть в чем-то тождественным ему. Это тождественное и есть структура предложения и факта. «Предложение, – пишет Витгенштейн, – картина действительности: ибо, понимая предложение, я знаю изображаемую им возможную ситуацию. И я понимаю предложение без того, чтобы мне объяснили его смысл». Почему это возможно? Потому что предложение само показывает свой смысл.

Предложение показывает, как обстоит дело, если оно истинно. И оно говорит, что дело обстоит так. Понять же предложение – значит знать, что имеет место, когда предложение истинно.

Витгенштейн предпринял попытку проанализировать отношение языка к миру, о котором язык говорит. Вопрос, на который он хотел ответить, сводится к следующей проблеме: как получается, что то, что мы говорим о мире, оказывается истинным? Но попытка ответить на этот вопрос все же окончилась неудачей. Во-первых, учение об атомарных фактах было искусственной доктриной, придуманной ad hoc (для данного случая (лат.), для того чтобы подвести онтологическую базу под определенную логическую систему. «Моя работа продвигалась от основ логики к основам мира», – писал позднее Витгенштейн. Не значит ли это, что «мир» в его трактовке есть вовсе не независимая от человеческого сознания реальность, а состав знания об этой реальности (более того, знания, организованного логически)? Во-вторых, признание языкового выражения или предложения непосредственным «изображением мира», его образом в самом прямом смысле слова, настолько упрощает действительный процесс познания, что никак не может служить его сколько-нибудь адекватным описанием.

Можно было бы рассуждать так: логика и ее язык в конечном счете сформировались под воздействием действительности, и потому они отображают ее структуру. Поэтому, зная структуру языка, мы можем, опираясь на нее, реконструировать и структуру мира как независимой реальности. Это было бы возможно, если бы мы имели гарантию того, что логика (в данном случае логика «Principia Mathematica») имеет абсолютное значение, и если бы можно было быть уверенным в том, что мир был создан Господом по образцу логико-философской концепции Рассела и Витгенштейна. Но это слишком смелая гипотеза. Куда более правдоподобно мнение, что логика «Principia Mathematica» – только одна из возможных логических систем. С точки зрения здравого смысла проблема познания – это проблема отношения сознания к действительности; что же касается научного познания, то это, прежде всего, создание теоретических конструкций, реконструирующих их объект. Всякое познание осуществляется, разумеется, с помощью языка, языковых знаков, это идеальное воспроизведение реальности человеческим субъектом. Знание под этим углом зрения идеально, хотя оно так или иначе фиксируется и выражается посредством знаковых систем, имеющих материальных носителей той или иной природы: звуковых волн, отпечатков на том или ином материальном субстрате – медных скрижалях, папирусе, бумаге, магнитных лентах, холсте и т. п. Таков изначальный дуализм всего мира культуры, включая и «мир знания». Несколько упрощенная форма этого дуализма, известная под названием субъектно-объектное отношение, современную философию уже не устраивает, и различные течения на Западе, начиная с эмпириокритицизма, пытались и пытаются так или иначе ее преодолеть.

Логический анализ, предложенный Расселом, и анализ языка, предложенный Витгенштейном, имели целью устранение произвола в философских рассуждениях, избавление философии от неясных понятий и туманных выражений. Они стремились внести в философию хоть какой-либо элемент научной строгости и точности, хотели выделить в ней те ее части, аспекты или стороны, где философ может найти общий язык с учеными, где он может говорить на языке, понятном ученому и убедительном для него. Витгенштейн полагал, что, занявшись прояснением предложений традиционной философии, философ может выполнить эту задачу. Но он понимал, что философская проблематика шире, чем то, что может охватить предложенная им концепция.

Возьмем, например, вопрос о смысле жизни, одну из глубочайших проблем философии; точность, строгость и ясность здесь едва ли возможны. Витгенштейн утверждает, что то, что может быть сказано, может быть ясно сказано. Здесь, в этом вопросе, ясность недостижима, поэтому и сказать что-либо на эту тему вообще невозможно. Все это может переживаться, чувствоваться, но ответить на такой мировоззренческий вопрос по существу нельзя. Сюда относится и вся область этики.

Но если философские вопросы невыразимы в языке, если о них ничего нельзя сказать по существу, то как же сам Витгенштейн мог написать «Логико-философский трактат»? Это и есть его основное противоречие. Рассел замечает, что «Витгенштейн умудрился сказать довольно много о том, что не может быть сказано». Р. Карнап также писал, что Витгенштейн «кажется непоследовательным в своих действиях. Он говорит нам, что философские предложения нельзя формулировать и о чем нельзя говорить, о том следует молчать: а затем, вместо того чтобы молчать, он пишет целую философскую книгу». Это свидетельствует о том, что рассуждения философов надо принимать не всегда буквально, a cum grano salis. Философ обычно выделяет себя, т. е. делает исключение для себя из своей собственной концепции. Он пытается как бы стать вне мира и глядеть на него со стороны. Обычно так поступают и ученые. Но ученый стремится к объективному знанию мира, в котором его собственное присутствие ничего не меняет. Правда, современная наука должна учитывать наличие и влияние прибора, с помощью которого осуществляется эксперимент и наблюдение. Но и она, как правило, стремится отделить те процессы, которые вызываются воздействием прибора, от собственных характеристик объекта (если, конечно, в состав объекта не включается и прибор).

Философ же не может исключить себя из своей философии. Отсюда и та непоследовательность, которую допускает Витгенштейн. Если философские предложения бессмысленны, то ведь это должно относиться и к философским суждениям самого Витгенштейна. И кстати сказать, он мужественно принимает этот неизбежный вывод, признает, что и его философские рассуждения бессмысленны. Но он стремится спасти положение, заявив, что они ничего и не утверждают, они только ставят своей целью помочь человеку понять что к чему и, как только это будет сделано, они могут быть отброшены. Витгенштейн говорит: «Мои предложения служат прояснению: тот, кто поймет меня, поднявшись с их помощью – по ним – над ними, в конечном счете признает, что они бессмысленны. (Он должен, так сказать, отбросить лестницу после того, как поднимется по ней.) Ему нужно преодолеть эти предложения, тогда он правильно увидит мир» . Но что представляет собою это правильное видение мира, он, конечно, не разъясняет.

Очевидно, что весь логический атомизм Витгенштейна, его концепция идеального языка, точно изображающего факты, оказалась недостаточной, попросту говоря, неудовлетворительной. Это вовсе не значит, что создание «Логико-философского трактата» было бесполезной тратой времени и сил. Мы видим здесь типичный пример того, как создаются философские учения. В сущности говоря, философия представляет собой исследование различных логических возможностей, открывающихся на каждом отрезке пути познания. Так и здесь Витгенштейн принимает постулат или допущение, согласно которому язык непосредственно изображает факты. И он делает все выводы из этого допущения, не останавливаясь перед самыми парадоксальными заключениями. Оказывается, что эта концепция односторонняя, недостаточная для того, чтобы понять процесс познания вообще и философского познания в частности.

Но и это не все. У Витгенштейна есть еще одна важная идея, естественно вытекающая из всей его концепции и, может быть, даже лежащая в ее основе: мысль о том, что для человека границы его языка означают границы его мира, так как для Витгенштейна первичной, исходной реальностью является язык. Правда, он говорит и о мире фактов, которые изображаются языком.

Но мы видим, что вся атомарная структура мира сконструирована по образу и подобию языка, его логической структуры. Назначение атомарных фактов вполне служебное: они призваны давать обоснование истинности атомарных предложений. И не случайно у Витгенштейна нередко «действительность сопоставляется с предложением», а не наоборот. У него «предложение имеет смысл независимо от фактов» . Или если элементарное предложение истинно, соответствующее со-бытие существует, если же оно ложно, то такого со-бытия нет. В «Логико-философском трактате» постоянно обнаруживается тенденция к слиянию, отождествлению языка с миром. «Логика заполняет мир; границы мира суть и ее границы» .

Таким образом, Витгенштейн, а за ним и другие неопозитивисты замыкаются в границах языка как единственной непосредственно доступной реальности. Мир выступает для них лишь как эмпирическое содержание того, что мы о нем говорим. Его структура определяется структурой языка, и если мы можем как-то признать мир независимым от нашей воли, от нашего языка, то лишь как нечто невыразимое, «мистическое».

Как связаны между собой язык человека и мир? О чем имеет смысл говорить, а о чём нет? Что понять невозможно? Эти вопросы сложны, а кому-то даже могут показаться бессмысленными. Но если рассмотреть их суть глубже, то придётся надолго погрузиться в раздумья. Автора книги «Логико-философский трактат» Людвига Витгенштейна при жизни всегда волновали вопросы связи языка и мира. Это гениальный британский философ, сделавший большой вклад в философию.

В этой книге даются семь тезисов, которые объёмно комментируются. Автор даёт трактовку взаимоотношений языка и мира, объясняя всё с точки зрения логики. Он не приводит доказательств, а просто делится размышлениями, которые считает истинными. Витгенштейн говорит о том, что в мире важны не вещи, а факты, т.е. события, которые происходят. Но при этом, чтобы они имели смысл, нужно что-то ещё. Он пишет о разновидностях предложения, поясняя, какие из них имеют смысл, какие лишены его, а какие бессмысленны изначально. Философ говорит о границах мира и языка, о восприятии мира человеком, о том, что мир не зависит от воли человека. Есть тема того, что есть вещи необъяснимые, неосязаемые, и если их нельзя понять, то о них невозможно говорить. Книга будет полезна для общего развития и переосмысления своих взглядов на мир.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Логико-философский трактат" Людвиг Витгенштейн бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Людвиг Витгенштейн

Логико-философский трактат

© Ludwig Wittgenstein, 1922

© Предисловие. К. Королев, 2010

© Издание на русском языке AST Publishers, 2018

* * *

Памяти моего друга

Дэвида Юма Пинсента 2

Предисловие

…И все, что ведомо человеку, а не просто услышано, можно передать тремя словами.

Кюрнбергер 3

По всей видимости, книгу эту по-настоящему поймет лишь тот, кто уже самостоятельно приходил к мыслям, в ней изложенным, – или по меньшей мере предавался размышлениям подобного рода. Это вовсе не учебник; работа эта достигнет своей цели, если сумеет доставить удовольствие тому, кто прочтет ее с пониманием.

В книге обсуждаются философские проблемы, и она показывает, как я полагаю, что эти проблемы возникают не в последнюю очередь из-за нарушений логики нашего языка. Смысл текста можно вкратце сформулировать следующим образом: все, что может быть сказано, должно быть сказано четко, а то, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием.

Иначе говоря, цель этой книги – обозначить предел мысли, точнее, не столько мысли, сколько способов ее выражения; ведь чтобы указать предел мысли, мы должны обладать способностью пребывать по обе стороны этого предела (то есть мыслить немыслимое). Посему подобного предела можно достичь лишь при помощи языка, и то, что в этом случае окажется по другую сторону предела, будет бессмыслицей.

Мне не хотелось бы сопоставлять собственные размышления с достижениями других философов. Написанное в этой книге ни в коей мере не притязает на новизну отдельно взятых формулировок; а то обстоятельство, что я не указываю источников, имеет простое объяснение: мне безразлично, размышлял ли прежде кто-либо другой о том, о чем думал я.

Упомяну лишь, что я весьма обязан великолепным работам Фреге 4 и трудам моего друга г-на Бертрана Рассела  5 , которые в немалой степени стимулировали мою мысль. Если эта книга и ценна, то в двух отношениях: во-первых, в ней выражены мысли, и чем яснее эти мысли выражены – чем точнее их острие входит в голову, – тем книга ценнее. При этом я отчетливо сознаю, что далек от возможного совершенства просто потому, что моих сил для осуществления этой задачи недостаточно. Быть может, другие, кто придет после, справятся лучше.

Напротив, истинность размышлений, изложенных на этих страницах, представляется мне неоспоримой и полной. Посему я уверен, что отыскал, в существенных отношениях, окончательное решение поставленных проблем. И если в этом я не ошибаюсь, то второй факт, обеспечивающий ценность данной книге, таков: она показывает, сколь малого мы достигаем, разрешив эти проблемы.

Л. В. Вена, 1918 год

1. Мир есть все то, что имеет место.

2. То, что имеет место – факт, – есть совокупность позиций.

3. Логической картиной фактов служит мысль.

4. Мысль есть суждение, наделенное смыслом.

5. Суждение – функция истинности элементарных суждений.

(Элементарное суждение есть собственная функция истинности.)

6. В общем виде функция истинности представляется как

Такова общая форма суждения.

7. То, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием.

* * *

1. Мир есть все то, что имеет место .

1.1. Мир – совокупность фактов, а не предметов.

1.11. Мир определяется фактами и тем, что все они суть факты.

1.12. Совокупность фактов определяет все то, что имеет место, а также то, что не имеет места.

1.13. Мир есть факты в логическом пространстве.

1.2. Мир членится на факты.

1.21. Всякий факт может иметь место или не иметь места, а прочее останется неизменным.

2. То, что имеет место – факт, – есть совокупность позиций.

2.01. Позиция определяется связями между объектами (предметами, вещами).

2.011. Для предметов принципиально, что они являются возможными элементами позиций.

2.012. В логике нет случайностей: если нечто может воплотиться в позиции, возможность возникновения позиции должна изначально присутствовать в этом нечто.

2.0121. Если выяснится, что ситуация включает в себя предмет, который уже существует сам по себе, это может показаться случайностью.

Если предметы (явления) способны воплощаться в позициях, эта возможность должна присутствовать в них изначально.

(Ничто в сфере логики не является просто возможным. Логика оперирует всеми возможностями, и все возможности суть ее факты.)

Мы не в силах вообразить пространственные объекты вне пространства или временны́е объекты вне времени; точно так же нельзя вообразить объект, лишенный возможности сочетаться с другими.

И если я могу вообразить объекты, сочетающиеся в позициях, то я не могу вообразить их вне возможности этого сочетания.

2.0122. Предметы независимы настолько, насколько они способны воплощаться во всех возможных позициях, но эта форма независимости является и формой связи с позициями, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова одновременно выступали и сами по себе, и в суждениях.)

2.0123. Если мне известен объект, то известны и все его возможные воплощения в позициях.

(Всякая из этих возможностей является составной частью природы объекта.)

Новые возможности возникнуть задним числом попросту не способны.

2.01231. Если я стремлюсь познать объект, мне нет необходимости узнавать его внешние свойства, но я должен узнать все его внутренние свойства.

2.0124. Если даны все объекты, значит, даны и все возможные позиции.

2.013. Каждый предмет и каждое явление сами по себе находятся в пространстве возможных позиций. Я могу вообразить это пространство пустым, но не способен вообразить объект вне этого пространства.

2.0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве. (Точка пространства – аргументное место.)

Пятну в поле зрения не обязательно быть красным, однако оно должно иметь цвет, поскольку оно, так сказать, окружено цветовым пространством. Тон должен иметь некую высоту, осязаемые предметы должны иметь некую твердость, и так далее.

2.014. Объекты содержат возможности всех ситуаций.

2.0141. Возможность воплощения в позиции есть форма объекта.

2.02. Объекты просты.

2.0201. Всякое утверждение о совокупностях разложимо на утверждения об элементах совокупностей и на суждения, которые описывают совокупности в их полноте.

2.021. Объекты образуют субстанцию мира. Вот почему они не могут быть составными.

2.0211. Если у мира нет субстанции, тогда осмысленность суждения зависит от истинности другого суждения.

2.0212. В этом случае мы не можем нарисовать картину мира (равно истинную или ложную).

2.022. Очевидно, что мир воображаемый, сколько угодно отличный от реального, должен иметь с последним нечто общее – форму.

2.023. Объекты суть то, что составляет эту неизменяемую форму.

2.0231. Субстанция мира способна определять только форму, но не материальные свойства. Ибо лишь посредством суждений проявляются материальные свойства – лишь посредством конфигурации объектов.

2.0232. В известном смысле объекты бесцветны.

2.0233. Если два объекта обладают одинаковой логической формой, единственное различие между ними, оставляя в стороне внешние свойства, заключается в том, что они различны.

2.02331. Либо предмет (явление) обладает свойствами, которых лишены все прочие, и в этом случае мы можем целиком положиться на описание, чтобы отличить его от остальных; либо, с другой стороны, несколько предметов (явлений) наделены общими свойствами, и в таком случае различить их не представляется возможным.

Ибо если у предмета (явления) нет никакой особенности, я не могу отличить его; в противном случае он так или иначе отличался бы.

2.024. Субстанция существует независимо от того, что имеет место.

2.025. Она есть форма и содержание.

2.0251. Пространство, время, цвет (способность иметь цвет) суть формы объекта.

2.026. Если мир имеет постоянную форму, значит, должны существовать объекты.

2.027. Объект, постоянное и существующее суть одно и то же.

2.0271. Объекты суть то, что постоянно и существует; их конфигурация есть то, что изменчиво и нестабильно.

2.0272. Конфигурация объектов порождает позиции.

2.03. В позициях объекты сочетаются друг с другом, как звенья цепи.

2.031. В позициях объекты находятся в строго определенных отношениях друг к другу.

2.032. Способ, каким объекты сочетаются в позициях, создает структуру позиций.

2.033. Форма есть возможность структуры.

2.034. Структура фактов включает в себя структуру позиций.

2.04. Совокупность текущих позиций и есть мир.

2.05. Совокупность текущих позиций также определяет, какие позиции не существуют.

2.06. Существование и не-существование позиций образуют реальность. (Мы называем существование позиции положительным фактом, а не-существование позиции – отрицательным фактом.)

2.061. Позиции независимы друг от друга.

2.062. Из существования или не-существования одной позиции невозможно вывести существование или не-существование другой позиции.

2.063. Реальность в целом есть мир.

2.1. Мы создаем себе картину фактов.

2.11. Картина фактов отражает ситуацию в логическом пространстве, существование и не-существование позиций.

2.12. Картина фактов есть модель реальности.

2.13. На картине имеются элементы, соответствующие объектам.

2.131. Элементы картины замещают объекты.

2.14. Картина представляет собой совокупность элементов, находящихся в определенных отношениях друг с другом.

2.141. Картина есть факт.

2.15. То обстоятельство, что элементы картины соотносятся друг с другом определенным способом, отражает отношения между объектами.

Назовем сочетание элементов структурой картины и назовем возможность этой структуры формой изображения.

2.151. Форма изображения есть возможность того, что объекты будут соотноситься друг с другом подобно элементам картины.

2.1511. Именно так картина взаимодействует с реальностью: они соприкасаются.

2.1512. Картина выступает измерительным инструментом реальности.

2.15121. С измеряемым объектом инструмент соприкасается лишь в крайних точках.

2.1513. Это означает, что картине также присуще отношение отображения, которое и делает ее картиной.

2.1514. Отношение отображения заключается в соотнесении элементов картины с объектами.

2.1515. Соотнесенность элементов – как усики у насекомых: ими картина касается реальности.

2.16. Чтобы стать картиной, факт должен иметь нечто общее с изображаемым.

2.161. В картине и в том, что она изображает, должно быть нечто тождественное, чтобы одно могло оказаться отображением другого.

2.17. То общее, что картина должна иметь с реальностью, чтобы отображать ее – верно или неверно, – есть форма изображения.

2.171. Картина может отображать любую реальность, чьей формой она обладает.

Пространственная картина отображает любое пространство, цветная картина – любую цветность, и т. д.

2.172. Собственно форму отображения картина отображать не может, она просто явлена в ней.

2.173. Картина изображает свой предмет извне. (Ее точка зрения есть форма представления.) Вот почему картина изображает предмет верно или неверно.

2.174. Однако картина не может выйти за пределы своей формы представления.

2.18. То общее, что любая картина в любой форме должна иметь с реальностью, чтобы отображать последнюю верно или неверно, есть логическая форма иначе – форма реальности.

2.181. Картина, чья форма отображения является логической формой, называется логической картиной.

2.182. Каждая картина одновременно является логической картиной. (С другой стороны, далеко не всякая картина является, к примеру, пространственной.)

2.19. Логические картины могут изображать мир.

2.2. Картина имеет общую логико-изобразительную форму с тем, что она отображает.

2.201. Картина отображает реальность, представляя возможность существования или не-существования позиций.

2.202. Картина отображает ситуацию в логическом пространстве.

2. 203. Картина содержит возможность ситуации, которую она отображает.

2.21. Картина согласуется или не согласуется с реальностью; она верна или неверна, истинна или ложна.

2.22. Картина отражает отображаемое независимо от его истинности или ложности...

Логико-философский трактат

П Р Е Д И С Л О В И Е

Эту книгу, пожалуй, поймет лишь тот, кто уже сам продумывал мысли, выраженные в ней, или весьма похожие. Следовательно, эта книга – не учебник. Ее цель будет достигнута, если хотя бы одному из тех, кто прочтет ее с пониманием, она доставит удовольствие. Книга излагает философские проблемы и показывает, как я полагаю, что постановка этих проблем основывается па неправильном понимании логики нашего языка. Весь смысл книги можно выразить приблизительно в следующих сливах: то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать. Следовательно, книга хочет поставить границу мышлению, или скорее не мышлению, а выражению мыслей, так как для того, чтобы поставить границу мышлению, мы должны были бы мыслить обе стороны этой границы (следовательно, мы должны были бы быть способными мыслить то, что не может быть мыслимо). Эту границу можно поэтому установить только в языке, и все, что лежит по ту сторону границы, будет просто бессмыслицей. Я не хочу судить о том, в какой мере мои усилия совпадают с усилиями других философов. Ведь написанное мною не претендует на новизну деталей, и я потому не указываю никаких источников, что мне совершенно безразлично, думал ли до меня кто-либо другой о том, о чем думал я. Хочу только упомянуть выдающиеся работы Фреге и моего друга Бертрана Рассела, которые в значительной степени стимулировали мои мысли. Если эта работа имеет какое-либо значение, то оно заключается в двух положениях. Bo-пepвыx, в том, что в ней выражены мысли, и это значение тем больше, чем лучше они выражены. Тем скорее они попадают в самую точку. Я, конечно, сознаю, что использовал далеко не все возможности просто потому, что мои силы слишком малы для этой задачи. Другие могут взяться за нее и сделать это лучше. Напротив, истинность изложенных здесь мыслей кажется мне неопровержимой и окончательной. Следовательно, я держусь того мнения, что поставленные проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то значение этой работы заключается, во-вторых, в том, что она показывает, как мало дает решение этих проблем.

1. Мир есть все то, что имеет место.

1. 1. Мир есть совокупность фактов, а не вещей.

1. 11. Мир определен фактами и тем, что это все факты.

1. 12. Потому что совокупность всех фактов определяет как все то, что имеет место, так и все то, что не имеет места.

1. 13. Факты в логическом пространстве суть мир.

1. 2. Мир распадается на факты.

1. 21. Любой факт может иметь- место или не иметь места, а все остальное останется тем же самым.

2. То, что имеет место, что является фактом, – это существование атомарных фактов.

2. 01. Атомарный факт есть соединение объектов (вещей, предметов).

2. 011. Для предмета существенно то, что он может быть составной частью атомарного факта.

2. 012. В логике нет ничего случайного: если предмет может входить в атомарный факт, то возможность этого атомарного факта должна предрешаться уже в предмете.

2. 0121. Если бы для предмета, который мог существовать отдельно, сам по себе, впоследствии было бы создано соответствующее ему положение вещей – это выступало бы как случайность. Если предмет может входить в атомарные факты, то эта возможность должна заключаться: в самом предмете. (Нечто логическое не может быть только возможным. Логика трактует каждую возможность, и все возможности суть се факты.) Как мы не можем мыслить вообще пространственные объекты вне пространства или временные вне времени, так мы. не можем мыслить какой-либо объект вне возможности его связи с другими. Если я могу мыслить объект в контексте атомарного факта, я не могу мыслить его вне возможности этого контекста.

2. 0122. Предмет независим, поскольку он может существовать во всех возможных обстоятельствах, но эта форма независимости является формой связи с атомарным фактом, формой зависимости. (Невозможно, чтобы слова выступали двумя различными способами: отдельно и в предложении.)

2. 0123. Если я знаю объект, то я также знаю все возможности его вхождения в атомарные факты. (Каждая такая возможность должна заключаться в природе объекта.) Нельзя впоследствии найти новую возможность.

2. 01231. Чтобы знать объект, я должен знать не внешние, а все его внутренние качества.

2. 0124. Если даны все объекты, то этим самым даны также и все возможные атомарные факты.

2. 013. Каждая вещь существует как бы в пространстве возможных атомарных фактов. Это пространство я могу мыслить пустым, но не могу мыслить предмет без пространства.

2. 0131. Пространственный объект должен находиться в бесконечном пространстве (точка пространства есть аргументное место.) Пятно в поле зрения не должно быть обязательно красным, но оно должно иметь цвет, оно окружено, так сказать, цветным пространством. Тон должен иметь какую-то высоту, объект чувства осязания – какую-то твердость и т. д.

2. 014. Объекты содержат возможность всех положений вещей.

2. 0141. Возможность вхождения объекта в атомарные факты есть его форма.

2. 02. Объект прост.

2. 0201. Каждое высказывание о комплексах может быть разложено на высказывания об их составных частях и на предложения; полностью описывающие эти комплексы.

2. 021. Объекты образуют субстанцию мира. Поэтому они не могут быть составными.

2. 0211. Если бы мир не имел субстанции, то имеет смысл предложение или нет-зависело бы от того, истинно или нет другое предложение.

2. 0212. Тогда было бы невозможно построить образ мира (истинный или ложный).

2. 022. Очевидно, что как бы не отличался воображаемый мир от реального, он должен иметь нечто – некоторую форму – общее с действительным миром.

2. 023. Эта постоянная форма состоит из объектов.

2. 0231. Субстанция мира может определять только форму, а не материальные свойства. Потому что они прежде всего изображаются предложениями – прежде всего образуются конфигурацией объектов.

2. 0232. Между прочим: объекты бесцветны.

2. 0233. Два объекта одинаковой логической формы – помимо их внешних свойств- различаются только тем, что они различны.

2. 02331. Или предмет имеет свойства, которых не имеет ни один другой предмет, – тогда – можно просто выделить его из других посредством описания, а затем на него указать; или же имеется много предметов, все свойства которых являются общими для них, – тогда вообще невозможно указать ли одного из этих предметов. Потому что, если предмет. ничем. не выделяется, то я не могу его выделить, – ведь в этом случае получилось бы, что он выделяется.

2. 024. Субстанция есть то, что существует независимо от того, что имеет место.

2. 025. Она есть форма и содержание.

2. 0251. Пространство, время и цвет (цветность) есть формы объектов.

2. 026. Только если есть объекты, может быть дана постоянная форма мира.

2. 027. Постоянное, существующее и объект – одно и то м{е.

2. 0271. Объект есть постоянное, существующее; конфигурация есть изменяющееся, неустойчивое.

2. 0272. Конфигурация объектов образует атомарный факт.

2. 03. В атомарном факте объекты связаны друг с другом подобно звеньям цепи.

2. 031. В атомарном факте объекты сочетаются определенным образом.

2. 032. Тот способ, каким связываются объекты в атомарном факте, есть структура атомарного факта.

2. 033. Форма есть возможность структуры.

2. 034. Структура факта состоит из структур атомарных фактов.

2. 04. Совокупность всех существующих атомарных фактов есть мир.

2. 05. Совокупность всех существующих атомарных фактов определяет также, какие атомарные факты не существуют.

2. 06. Существование или несуществование атомарных фактов есть действительность. (Существование атомарных фактов мы также называем положительным фактом, несуществование – отрицательным.)

2. 061. Атомарные факты независимы друг от друга.

2. 062. Из существования или несуществования какого-либо одного атомарного факта. нельзя заключать о существовании или несуществовании другого атомарного факта.

2. 063. Действительность, взятая в ее совокупности, есть мир.

2. 1. Мы создаем для себя образы фактов.

2. 11. Образ изображает факты в логическом пространстве, т. е. в пространстве существования или несуществования атомарных фактов.

2. 12. Образ есть модель действительности.

2. 13. Объектам соответствуют в образе элементы этого образа.

2. 131. Элементы образа замещают в образе объекты

2. 14. Образ состоит в том, что его элементы соединяются друг с другом определенным способом.

2. 141. Образ есть факт.

2. 15. То, что элементы образа соединяются друг с другом определенным способом, показывает, что так же соединяются друг с другом и вещи. Эта связь элементов образа называется его структурой, а возможность этой структуры – формой отображения этого образа.

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XIV, № 4

)вое издание

«Логико-философского трактата» JI. Витгенштейна

И. ДОБРОНРАВОВ, Д. ЛАХУТИ

В настоящее время издательство «Канон +» готовит к выпуску новое издание «Логико-философского трактата» Людвига Витгенштейна. Книга эта давно вошла в золотой фонд логико-философской литературы, на русском языке впервые издана в 1958 г.1 (через 37 лет после первой публикации на немецком и через 36 лет - на английском). Она неоднократно переиздавалась и по-немецки, и по-английски, и на других языках; в 1994 г. вышел другой русский перевод «Трактата»", в 2005 г. - третий3. Так что сам по себе факт нового издания этого классического труда особых комментариев не требует. Заслуживает,

по нашему мнению, комментариев характер этого издания, в которое будет включено четыре версии «Трактата» - немецкий оригинал, русский перевод и два английских перевода, впервые изданных, соответственно, в 1922 г. (исправленная версия - в 1933) и 1961 г." (исправленная версия - в 1974). В качестве русского перевода выбрана пересмотренная специально для данного издания версия нашего перевода, изданного в 1958 г. Именно состав издания, включение в него двух английских переводов, выбор русского перевода и внесенные в него коррективы мы и хотим прокомментировать в этой статье.

1 Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Пер. с немецкого и сверено с авторизованным английским переводом И. Добронравовым и Д. Лахути. Общая редакция и предисловие доктора философских наук В.Ф. Асмуса. М.: ИЛ, 1958.

" Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. М.: Гнозис, 1994 (параллельный немецкий и русский текст) / Пер. с немецкого Козловой М.С., Асеева Ю.А. Комментарии Козловой М.С.

3 Витгенштейн Л. Избранные работы. М.: Территория будущего, 2005.

4 Wittgenstein L. Tractatus Logico-Philosophicus / With an Introduction by Bertrand Russell. L., Routledge and Kegan Paul Ltd. First published in this series 1922. Second impression (with a few corrections) 1933.

5 Wittgenstein L. Logisch-philosophische Abhandlung / With new translation by D.F. Pears and B.F. McGuinnes. L, Routledge & Kegan Paul, 1st ed. 1961.

НОВОЕ ИЗДАНИЕ

«ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКОГО ТРАКТАТА» Л. ВИТГЕНШТЕЙНА

В конце своего «Логико-фило- слишком глубокий след оставила

софского трактата» (афоризмы 6.52, она в философии XX в. 6.521, 6.53, 6.54) Витгенштейн вы- Мы не разделяем мнение М. Хай-

сказал мысль, что в этой книге ре- деггера, что философствовать

шены, т.е. разоблачены как псевдо- можно только на немецком, ну, и,

проблемы, как лишенные смысла, может быть, еще на греческом язы-

все проблемы традиционной фило- ке"". Но хотя мы и считаем, что

софии, и что поэтому ее можно от- объективное содержание мысли

бросить как ненужную более лест- может и должно быть доступно

ницу. по которой не собираешься воспринимающему независимо от

спускаться обратно. Жизнь осуще- языка, мы - как и другие более или

ствила это предсказание, как и мно- менее опытные переводчики - не

гие другие, «с точностью до наобо- можем не понимать, что многие

рот»: всех (а может быть и никаких) тонкие - и оттого не менее важ-

философских проблем «Трактат» не ные! - оттенки мысли, в том числе

решил и не отменил, но отбросить и философской, чрезвычайно труд-

эту книгу и забыть о ней нельзя - но бывает изложить на другом

6 Эту мысль приписывают ему очень многие авторы - от заядлых антихайдеггеровцев, как У.Г. Труитт (см., например, «Вопросы философии» № 3 за 2003 год, где он ссылается на книгу Г. Реднера «Malign Masters» (1997)) или Т. Рокмор (Rockmore Т. On Hcidegger"s Nazism and Philosophy, 1992), до более нейтральных, как Б. Бабич (Babich В.Е. The Ethical Alpha and the Linguistic Omega, Joyful Wisdom // A Journal for Postmodern Ethics. 1994. № 1. P. 8: «...высказывание Хайдеггера о невозможности философствовать ни на каком языке, кроме немецкого и греческого»), или даже сочувственных, как Гадамер (см.: Хаидеггер и греки // AvH Magazin. 1990. № 55. S. 29-38: «Сам Хаидеггер был воодушевлен возвратом к греческому языку и даже как-то, в присущей ему провоцирующей манере, назвал греческий и немецкий единственными языками, на которых только и сподручно философствовать»), хотя никто из них не дает точных ссылок. Из известных нам высказываний самого Хайдеггера ближе всего к этой мысли подходят два: «Denn diese Sprache ist (auf die Moeglichkeiten des Denkens gesehen) neben der deutschen die maechtigste und geistigste zugleich» (Einführung in die Metaphysik. Tübingen, 1998. S. 43) и «Das bestätigen mir heute immer wieder die Franzosen. Wenn sie zu denken anfangen, sprechen sie deutsch; sie versichern, sie kämmen mit ihrer Sprache nicht durch» (в интервью журналу «Шпигель»: Antwort. Martin Heidegger im Gesprach // «Spiegel-Gespräch». 1988. S. 107-108). Очень характерно впечатление, сложившееся у одного из участников Интернет-форума на тему «Метафизика качества» (http://www.moqtalk.org/archivedataymoq_

discuss/2002%20-%202005/6737.html, 3 января 2004 г.): «From what I"ve read it seems Martin Heidegger felt philosophizing was impossible unless it * was done using his native German language (with the possible exception of Ф ancient Greek)» («Судя по прочитанному мной, похоже, что для Мартина -б Хайдеггера философствование было невозможно кроме как на его родном немецком языке (за исключением, возможно, древнегреческого)»).

языке. И немецкий тут вовсе не составляет исключения. При всех стараниях один из авторов этой статьи так и не смог найти удовлетворяющего его перевода на русский ключевого для Ч.С. Пирса понятия «знак» - «А sign is something that stands for something else to someone in some respect» или знаменитого восклицания Гамлета: «О cursed spite!».

Свою задачу как переводчиков «Трактата» на русский язык и (совместно с В.Н. Садовским) составителей данного сборника мы понимали так: дать современному читателю, интересующемуся «Трактатом» как одним из произведений, оказавших наиболее заметное влияние на философию и логику прошлого века, возможно более полный и разносторонний исходный материал для его самостоятельного осмысления (в том числе и посредством сравнения различных языковых версий). Именно поэтому мы с такой готовностью восприняли идею Садовского издать для русскоязычного (и не только русскоязычного) читателя набор текстов «Трактата» в немецком оригинале, в русском и двух английских переводах и дать к ним справочный аппарат (в виде трехъязычных указателей).

В связи с таким выбором возникает ряд вопросов, на которые мы по мере сил постараемся здесь ответить.

Включение немецкого оригинала, по-видимому, вопросов не должно вызвать. Совершенно правильным представляется решение изда-

телей обоих английских переводов «Трактата» публиковать его параллельно с оригиналом.

Для книги, издаваемой в России, включение русского перевода само по себе также не должно вызывать вопросов; вопросы может вызвать выбор варианта перевода; об этом чугь ниже.

Но зачем русскому читателю английский перевод, да еще в двух вариантах? Да вот затем, что английский язык, имеющий богатую -хотя и отличную от немецкой - философскую традицию и достаточно знакомый современному образованному читателю в России, может высветить многие тонкие оттенки мысли Витгенштейна, показать возможность их разного восприятия и тем самым углубить их (и всего «Трактата» в целом) понимание. Не следует забывать мнение Витгенштейна, что основных мыслей «Трактата» не поняли ни англичане Рассел и Уайтхед, ни немец Фреге -крупнейшие логики-философы того времени. В первоначальном варианте афоризма 6.2341 было сказано: «Рассел, Уайтхед и Фреге не поняли существа математического метода, то есть работы с уравнениями»7. В письме Расселу от 19 августа 1919 г. Витгенштейн пишет: «Я также послал мою рукопись Фреге. Он написал мне неделю назад, и я увидел, что он там ни слова не понял. Так что вся моя надежда - поскорей увидеть Вас и все Вам объяснить, ведь это очень трудно, когда ни одна душа тебя не понимает»8.

Wittgenstein L. Letters to C.K.. Ogden with Comments on the English / Translation of the Tractatus Logico-Philosophicus. Edited with an Introduction by G. H. von Wright and an Appendix of Letters by Frank Plampton Ramsey. Basil Blackwell, Oxford; Routledge and Kegan Paul, L. and Boston, 1973. P. 44.

8 Wittgenstein L. Letters to Russell, Keynes and Moore / Edited with an Introduction by G.H. von Wright, assisted by B.F. McGuinness. Basil Black-well, 1974. P. 71.

НОВОЕ ИЗДАНИЕ

«ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКОГО ТРАКТАТА» If Г

Л. ВИТГЕНШТЕЙНА

По-видимому, его надежда не сбылась, ибо 9 апреля 1920 г. он пишет Расселу: «Большое Вам спасибо за Вашу рукопись9. В ней так много того, с чем я не вполне согласен - и там, где Вы меня критикуете, и там, где Вы просто пытаетесь разъяснить

мою точку зрения» . А 6 мая того же года он пишет Расселу, что возражает против напечатания его «Введения», потому что «когда я увидел немецкий перевод "Введения", я не мог заставить себя согласиться поместить его в моей книге. Вся утонченность Вашего английского стиля очевидным образом пропала в переводе, и остались только поверхностность и непонимание»1 .

Как известно, в конце концов Витгенштейн дал Расселу право поступить так, как тот сочтет нужным, и «Трактат» был опубликован

с расселовским «Введением» на английском со всей утонченностью его стиля.

Так что публикация двух английских переводов и расселовского «Введения» может показать читателю не только то, как Витгенштейна понимали, но и как его не понимали - что тоже немаловажно. Кроме того, роль, которую «Введение» Рассела сыграло в дальнейших судьбах идей «Трактата», достаточно велика, чтобы оправдать его включение в настоящее издание.

Почему же два английских перевода? Дело в том, что оба, ставшие уже по-своему классическими, перевода имеют как сторонников, так и противников. Первый перевод, выполненный замечательным логиком и математиком Ф.П. Рамсеем при активном участии известного

Речь идет о «Введении» Рассела к «Трактату».

10 Wittgenstein L. Letters to Russell, Keynes and Moore. P. 86.

Вопрос о том, кому принадлежит первый английский перевод «Трактата», не прост. Во вступительной заметке к его первому изданию 1922 г. (и к последующим изданиям) Огден как редактор выражал благодарность Рамсею «за помощь в переводе». В многочисленных работах о «Трактате» этот перевод называют то переводом Огдена, то переводом Огдена и Рамсея, то переводом Рамсея и Огдена. Основным источником при ответе на этот вопрос могут служить замечания Г.Х. фон Вршта во введении и комментариях к подготовленному им изданию писем Витгенштейна к Огдену в 1922-1933 гг. (из них к переводу «Трактата» имеют отношение письма 1922-1923 гг.) и Рамсея к Витгенштейну в 1923- 1924 гг. (Wittgenstein, 1973). Он пишет, в частности: «Похоже, что первый вариант (черновик - draft) перевода был выполнен Ф.П. Рамсеем в одиночку» (Ibid. Р. 8). И далее: «Следует отметить, что Витгенштейн, как в своих письмах (Огдену) от 28 марта и 23 апреля (1922 года), так и в замечаниях по поводу афоризма 5.5542 (Ibid. Р. 34) говорит о "переводчиках" своей книги во множественном числе. Поскольку письма Огдена Витгенштейну не сохранились, мы не знаем, что сообщил ему Огден о переводе его книги. Под "переводчиками" Витгенштейн вряд ли мог понимать Рамсея и Огдена, поскольку в апрельском письме он просит Огдена передать его благодарность переводчикам. Так что вопрос о том, принимал ли кто-то еще, кого мы уже не можем идентифицировать, участие в переводе, остается открытым. <...> Из писем Витгенштейна ясно, что

английского лингвиста Ч.К. Огдена и под присмотром Б. Рассела и самого Витгенштейна, одни оценивали как «шедевр письменного английского (masterpiece of written English)», а другие упрекали в «наличии многих ошибок»3 и в излишнем буквализме, а авторский надзор Витгенштейна подвергали сомнению в силу недостаточного владения им (в то время) английским языком14.

Этому переводу многие предпочитают (впервые изданный в 1961 г. и неоднократно переиздававшийся, в том числе и после 2000 г.) перевод, выполненный Д.Ф. Пеэрсом" и Б.Ф. Макгиннесом16, отмечая «не только их ясный и естественный английский язык, но и тщательность в заботе о точности перевода»; можно было даже встретить мнения, что этот перевод не только лучше прежнего, но и близок к совершенству (что не оправдалось: перевод

Рамсея и Огдена переиздается до сих пор17). Другие не соглашаются с некоторыми принятыми в новом переводе решениями, сравните, например критику профессором М. Блэком, автором обширного комментария к «Трактату»"8, выбранного Пеэрсом и Макгиннесом варианта перевода термина «Sachverhalt», а также критическую статью Дж. Нельсона19, где он, присоединяясь к Блэку по вопросу о переводе «Sachverhalt», вообще приходит к выводу, что, если уж оставлять только один из этих двух переводов (хотя сам он считает такую постановку вопроса неоправданной), то это должен быть перевод Рамсея и Огдена.

Мы не можем удержаться от того, чтобы не привести одну из мыслей, высказанных Нельсоном в этой статье, которая кажется нам применимой не только к переводу «Трактата». Отвечая Урмсону, крити-

Огден принимал активное участие в переводе» (Ibid. Р. 9). «В машинописном экземпляре перевода, посланном Витгенштейну в марте, есть правка, очевидно принадлежащая Расселу. Замечания Витгенштейна (об афоризмах 4.12 и 5.143 в большом письме Огдену от 23 апреля 1922 года) показывают, что он об этом знал» (Ibid. Р. 10).

13 См., например: Lewy С. A Note on the Text of the Tractatus И Mind. 1967. V. LXXVI. № 303. P. 416-423.

14 См.: Urmson J.O. «Tractatus Logico Philosophicus» / The German Text of Ludwig Wittgenstein"s Logik-Philosophishe Abhandlung with a new translation by D.F. Pears and B.F. McGuinness. Routledge and Kegan Paul, 1961 // Mind. 1963. V. LXXII. № 286. P. 298-300.

15 Фамилию Pears по-русски иногда передают как «Пирс»; мы предпочли сохранить английское произношение, любезно сообщенное нам известным английским философом и логиком Дэвидом Миллером, за что мы выражаем ему свою благодарность.

16 Wittgenstein L. Tractatus Logico-Philosophicus / Translated by David Pears and Brian McGuinness. Revised ed. 1974. L. and N.Y., Routledge, 2004.

17 Routledge, 1996; Dover, 1999; Barnes and Noble, 2003. Есть Интернет-версия.

18 См.: Black M. A Companion to Wittgenstein"s Tractatus. Ithaca, 1966.

14 См.: Nelson J. O. Is the Pears-McGuinness Translation of the Tractatus Really Superior to Ogden"s and Ramsey"s? // Philosophical Investigations. 1999. V. 22. №2. P. 6a.

НОВОЕ ИЗДАНИЕ

«ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКОГО ТРАКТАТА» Л, ВИТГЕНШТЕЙНА

кующему перевод Рамсея и Огдена как «чересчур буквальный до такой степени, что его синтаксис скорее тевтонский, нежели английский»"0, Нельсон говорит, что для хорошего перевода необязательно «всегда переводить написанное на иностранном языке в том стиле, который в данный момент является общепринятым для пишущих на языке перевода. <...> Общепринятый в настоящее время стиль писания по-английски требует простоты конструкций, предложений бесхитростных, как овсяная каша, ритма разговорного языка, о чем свидетельствуют "современные" перевод Библии в противоположность классическому переводу времен короля Иакова»"1.

Мы же, с одной стороны, прислушиваясь к мнению профессора Блэка и не забывая о том, что Витгенштейн не счел нужным внести никаких серьезных изменений в текст первого английского перевода при его переиздании в 1933 г. (когда он уже вполне владел английским, работая в Кембридже с 1929 г.), а с другой стороны, не считая возможным пренебрегать позицией тех, кому перевод Пеэрса и Макгиннеса кажется предпочтительным, склонны согласиться с мнением Алана Сондхейма: «Переводы различны; это различие почти никогда не радикально, но все-таки оно есть. В немецком тексте остается что-то такое, к чему обе английские версии сходятся, не соприкасаясь. Семемы эквивалентны, но лишь до определенной степени; переводы почти

никогда не взаимно однозначны»-". С нашей точки зрения, именно это стремление с двух сторон к общей, но порознь не достигаемой цели и составляет ценность этих переводов не как двух отдельных версий, а как единой пары. Поэтому мы и полагаем желательной публикацию для просвещенного русскоязычного читателя обоих вариантов, которые ему в настоящее время в равной мере относительно труднодоступны.

Что же до русского перевода, он представляет собой пересмотренный вариант первого русского перевода «Трактата», осуществленного в 1956-1957 гг. студентами пятого курса философского факультета МГУ И.С. Добронравовым (с немецкого) и Д.Г. Лахути (с авторизованного английского варианта). Для первого из них этот перевод был частью дипломной работы. Он был издан в 1958 г. (тираж, как в то время и для других переводов такого типа, не был указан) под общей редакцией и с предисловием замечательного русского философа В.Ф. Асмуса, лекции которого посчастливилось слушать обоим переводчикам и участие которого было для успеха нашего предприятия чрезвычайно важным.

Пересматривая свой перевод 50 лет спустя, мы, честно говоря, были удивлены тем, насколько невелики оказались необходимые исправления. Наша редакторская работа свелась в основном к тому, чтобы снимать обратно тс изменения, которые мы сгоряча вносили в прежний перевод, но которые, по

" Urmson J.O. Op. cit. P. 298.

Nelson J. O. Is the Pears-McGuinness Translation of the Tractatus Really Superior to Ogden"s and Ramsey"s? // Philosophical Investigations. 1999. V. 22. №2. P. 167.

22 Sondheim A. Codeworld // Rhizomes. 2003. Iss. 6 / http://w\vw.rhizomes. net/issue6/sondheim.html

зрелому размышлению, оказались ненужными. Конечно, нашлось, что улучшить, а некоторые места (правда, всего несколько) мы в то время просто не поняли, но в основном, как нам кажется, перевод выдержал, что называется, проверку временем.

На русском языке существует еще два перевода «Трактата» - перевод М.С. Козловой и Ю.А. Асеева, снабженный подробными комментариями М.С. Козловой, в значительной мере относящимися именно к проблемам перевода, и перевод В. Руднева, начало которого публиковалось в журнале «Логос» №№ 1, 3, 8 за 1999 год, а полный текст был издан в 2005 г. в составе тома «Избранных работ» Вит-

генштейна, снабженный подробнейшими коммснтар(ими. Перевод Козловой и Асеева издан сравнительно недавно тиражом 10 тыс. экземпляров и в общем доступен заинтересованному читателю.

Что же касается перевода Руднева, то его начало было подробно отрецензировано В.А. Суровцевым"". За аргументами, оправдывающими решение не включать этот перевод в данный сборник, мы отсылаем читателя к этой рецензии.

Надеемся, что новое издание «Трактата» будет полезно всем, кому интересны логико-философские взгляды раннего Витгенштейна, а также тем, кто интересуется теорией и искусством перевода философских текстов.

* См.: Суровцев В.А. Божественный Людвиг? - Бедный Людвиг! // Логос: философский журнал. 1999. № 2. (одноименный с журналом «Логос», в котором печатался перевод Руднева, http://filosof.historic.ru/books/ Цет/ГО0/500/г0000278/).