Буддизм рождения и смерти очень велик. Буддийский совет о смерти и умирании. Что делать в момент смерти Arrow down Arrow up

– буддизм (ламаизм)

Буддизм является одной из трех мировых религий. Важнейшим положением в буддизме является идея, которая представляет всю жизнь человека как цепь непрерывных страданий. Жить – значит страдать.

После смерти живое существо снова возрождается в виде другого живого существа. Это может быть человек, растение или животное. По буддистскому учению, всякое перевоплощение (реинкарнация) – неизбежное зло и страдание. И прекратится эта цепь страданий только тогда, когда душа сможет достичь нирваны (небытия). Достичь нирваны сразу в первом перерождении невозможно, но человек должен идти путем спасения – и тогда он сможет завершить цепь перерождений.

По представлению буддистов, существуют 4 благородные истины. Первая гласит, что всякое существование есть страдание. Вторая, что причина страданий кроется в самом человеке и заложена в нем от рождения. Это и жажда жизни, наслаждений, власти и богатства. Третья истина объявляет, что страдания можно прекратить, но для этого требуется освободиться от жажды жизни, подавить в себе все сильные чувства и желания. Четвертая истина указывает на тот путь, с помощью которого можно обрести спасение. Это праведное воззрение, праведное стремление, праведная речь, праведное поведение, праведная жизнь, праведное учение, праведное созерцание и праведное самопогружение (медитация).

Буддизм учит, что человек сам создает свою судьбу, и привязываясь к этой жизни, к живым существам, человек тем самым обрекает себя на цепь новых мучительных перерождений, которые наполнены страшным злом. Но если человек соблюдает 4 благородные истины, стремится жить праведно, то он может достичь высшего блаженства. Но прежде чем достичь нирваны, человек проходит цепь перерождений (реинкарнаций). Когда душа человека уже покинула мертвое тело, но еще не обрела пристанища в новом теле, она находится в промежуточном состоянии. Праведная душа в это время находится на семи благодатных небесах, а грешная душа спускается в один из семи адов.

В подземном мире душу ожидает встреча с владыкой ада Ямой. (В японском буддизме это Эмма О – повелитель царства мертвых.) Два его помощника зачитывают все праведные и неправедные дела человека – и Яма назначает наказание. Демоны утаскивают душу в один из семи адов, где грешник мучается до тех пор, пока ему не придет время переродиться.

Русского царя Петра I многие церковники называли антихристом за то, что он повелел носить иноземное платье, курить табак и пить чай и кофе. Но больше всего возмущал церковнослужителей приказ царя снять с церквей колокола и перелить их в пушки.

В каждом из семи адов грешник терпит муки за свои прегрешения в жизни. Первый ад предназначен для тех, кто не подавал милостыню. Грешник должен проползти на тонкой веревке над пропастью пламени. Чем дальше ползет грешник, тем тоньше веревка, а демон с волчьей головой и острыми рогами вспоминает все случаи, когда человек отказывал в милостыне. И с каждым новым случаем веревка все истончается, становится тоньше человеческого волоса. Когда она наконец обрывается, грешник падает в раскаленную пропасть. Огонь прожигает душу насквозь, но демон подхватывает ее своей когтистой лапой – и все повторяется сначала.

Второй ад – для тех, кто при жизни любил злословить. Душу приковывают к столбу – и страшный демон с кожей огненно-черного цвета вытаскивает у человека язык. Все больше и больше становится язык, и тогда демон начинает забивать в него острые костяные палочки. Этих палочек столько, сколько раз человек отзывался плохо о ком-либо.

В третьем аду мучают тех, кто нарушал клятву или лжесвидетельствовал. Огромный демон с красной кожей гигантской секирой разрубает тело грешника на множество частей. И каждую часть протыкает гигантской пикой. Затем тело человека снова срастается.

В четвертом аду несут наказания души тех, кто предавался сладострастию. Здесь же несут наказания те, кто склонял ко греху других. В этом аду мучают также и нечестивых монахов, что не могли устоять против зова плоти.

В пятом аду на воров и разбойников низвергает пламя огромная жаба с когтями и зубами. Тех, кто пытается спастись, она бросает в огонь. В шестом аду огромный трехглавый демон с огненными волосами огромной палкой избивает тех, кто совершал убийства. В седьмом же аду испытывают муки те, кто не почитал старших, не произносил молитвы или совращал других с пути истинного. Рогатый демон с черно-синей кожей и огненными глазами хлещет их плетью, вырывает куски мяса и топит в раскаленном озере.

Но эти мучения не вечны. Пройдя сквозь муки и очистившись подобным образом, душа покидает ад, чтобы продолжить свою жизнь в новом теле. Если же душа продолжает и в новой жизни вести неправедную жизнь, то после смерти она снова предстает перед владыкой подземного царства.

Одной из самостоятельных ветвей буддизма является ламаизм. По верованиям ламаистов, весь мир представляет собой круглое поле. Этот священный круг носит имя сансары. В середине круга располагается земля, или реальный мир, в котором существуют люди. В верхних секторах круга располагаются миры небожителей – ассуриев. А внизу круга находится ад.

По ламаистским представлениям, человек рождается с грузом кармы и проходит цепь перерождений. Если человек выполняет священные заповеди и заветы Будды, то он может улучшить свою карму и в цепи перерождений подниматься все выше и выше, пока не окажется среди ассуриев.

В ХVIII веке самой загадочной фигурой в Европе был, без сомнения, граф Сен-Жермен. Его личность была окутана тайнами, он обладал сказочным богатством и пользовался доверием королей. Прославился Сен-Жермен как искусный целитель, но также обладал и даром предсказания.

Но если же человек увеличивает груз своей кармы, совершает дурные дела, то при последующих перерождениях ему выпадает все больше страданий. Когда же чаша грехов переполнится, человек попадает в ад. И тогда душу грешника ждут невыносимые страдания. На огромной глубине находится царство Эрлик-хана (будистского Йима или санскритского Яма). Он сидит на престоле, а в руке у него магическое зеркало, в котором отражаются 999 миров и 999 жизней 999 миллионов человек.

Когда глядит Эрлик-хан в зеркало, то видит в нем отражение всех дел, что совершила прибывшая в ад душа. Вместе с душой в ад спускаются и два гения, которые пребывают с человеком на всем его жизненном пути и учитывают все его хорошие и дурные дела. Они раскрывают перед Эрлик-ханом свои мешки и высыпают черные и белые камушки. Черные камни – злые дела, белые камни – добрые поступки.

Смотрит Эрлик-хан на количество черных и белых камней и назначает душе наказание. Какие дурные дела совершала душа в земной жизни, такое наказание она будет и нести. Справа от трона Эрлик-хана находятся горячие разделы ада, а слева – холодные. 8 горячих разделов ожидают грешников и 8 холодных. Страшно становится душе грешника, начинает умолять она Эрлик-хана отпустить ее, но неумолим хозяин ада, повелительным жестом приказывает он душе принять свое наказание.

Каждый из разделов ада имеет свое название. В каждом душа грешника подвергается своей пытке.

Горячий ад

1-я ступень – постоянно исцеляющихся. Демоны прокалывают грешников своими пиками, и грешники страдают от нанесенных им ран. Но раны эти быстро заживают, и духи начинают снова мучить беспомощные души.

2-я ступень – ад черных линий. Демоны распиливают грешников по нанесенным на их тела черным линиям. Невыносимые страдания испытывают грешники, но тела их снова срастаются, и пытка повторяется снова.

3-я ступень – ад острых мечей. Грешники бегают по остриям воткнутых в землю мечей и непрерывно себя ранят. Но раны их заживляются, и снова им приходится бежать, потому что подгоняют их непрерывно удары демонов.

4-я ступень – ад кипящей воды. В этом аду грешников непрерывно поливают кипящей водой. Кожа покрывается волдырями, которые приносят невыносимые страдания. Но волдыри быстро заживляются, и мучения повторяются снова.

5-я ступень – ад ядовитого жала. Грешников пронзает ядовитое жало. От яда по всему телу бежит огонь и сжигает грешника изнутри.

6-я ступень – ад огненных стрел. Тысячи огненных стрел обрушиваются на человека и пронзают его тело, оставляя страшные раны. Неиссякаем поток стрел, как не заживают и раны.

Звезда Давида. Этот знак представляет собой правильную шестиконечную звезду. По преданию этим знаком Господь отметил сынов Израильских.

7 ступень – ад тяжелых камней. Попавшего в этот ад грешника злые духи мангусы, помощники владыки подземного царства, заваливают огромными тяжелыми камнями. Невыносимо лежать грешнику под этим страшным грузом, и он пытается освободиться. Но как только выберется он из-под камней, как страшные мангусы с огромными клыками снова заваливают его камнями.

8 ступень – страшный ад, в котором не знают успокоения. Это сплошное море огня, в котором горят души грешников, но не могут сгореть. Холодный ад

1 ступень – ад накожных прыщей. Покрывается весь грешник страшными накожными прыщами, которые причиняют ему невыносимые страдания, и нет от них избавления.

2 ступень – ад лопающихся накожных прыщей. Грешник, попавший в этот ад, покрывается огромными багровыми прыщами, которые постоянно лопаются, и из них вытекает зловонный гной. На месте одних прыщей появляются новые, и так продолжаются мучения грешников бесконечно.

3 ступень – ад кричащих «та-тай». В этом аду бьют грешников размочаленными палками, заставляя их кричать «та-тай». От жуткого крика начинает из ушей грешников сочиться кровь, но не отпускают их злобные демоны, а продолжают мучения.

4 ступень – ад скрежещущих зубами. У грешников страшные демоны-мангусы выкручивают руки, вытягивают сухожилия. От боли начинают грешники скрежетать зубами, но лишь на миг отпускают мангусы страдающую душу, чтобы через мгновение снова начать свою пытку.

5 ступень – ад вбитых гвоздей. В грешников вбивают огромные гвозди, сокрушая каждую кость. Но как только гвозди вытащены, кости опять срастаются, и мангусы начинают мучить грешника снова.

6 ступень – ад разорванного тела. Своими острыми клыками демоны разрывают тело грешника на части. Невыносимую боль причиняет ядовитая слюна, но как только отпускают мангусы грешника, как тело его становится прежним и мучения продолжаются.

7 ступень – ад сидящих на колу. В этом аду грешников насаживают на кол, а мангусы хлещут их бичами. И так им надлежит мучиться целую вечность.

8 ступень – ад «железной» воды. Это самый последний из разделов холодного ада. В нем грешников хлещут бичами, а потом загоняют в ледяную воду, чтобы они застыли, и снова начинают хлестать бичами.

Все эти страдания должны вынести грешники, если при жизни совершили они «десять черных грехов».

Реферат, читанный для группы членов Миссионерского съезда в зале Киевской Духовной Семинарии 25-го июля 1908 года.

Что такое буддизм по своим конечным основам? Религия или только философия жизни?

Ведь религия есть деятельное, живое взаимоотношение между Богом и человеком, или, по крайней мере, вера в такое взаимоотношение.

Религия – это, прежде всего, жизнь души, ощущающей в себе и в мире Божию силу, вездеприсутствие Божие, это – постоянное поставление себя пред очи Божии, жизнь пред Богом, в Боге и с Богом.

Но буддизму чужда идея Бога, живого и деятельного, находящегося в общении с людьми:

Поражаясь страданиями людей и всего живого, как всеобщим фактом, он стремился найти выход из этих страданий. Ища выхода из жизни страданий, он своеобразно осмыслил мировое бытие, миновав Бога, совершенно ненужного для своего понимания бытия и страдания.

Эта попытка осмыслить мировую жизнь, вернее страдание жизни и найти выход, прекращение страдания, – должна быть скорее названа философией жизни, а не религиозною верою.

Буддизм возник на почве индийского пантеизма, того мировоззрения, которое все сущее признавало проявлением божества, как бы изведением из него.

Здесь разумеется не христианская идея творения Всемогущим Личным Существом. Нет! Божество не создало мир, оно только трансформировало, преобразовало себя в мире; его тело, его члены – в различных частях мира. Но эта трансформация божества есть дело ошибки, обольщения. Благодаря ей возникла жизнь, которая есть ничто иное, как бесконечный круговорот из одного бытия в другое, от смерти к новому рождению, от рождения к разложению и новому возсозиданию. Так явилось великое зло – постоянно возрождаться и не знать покоя: то в червя, то в муху, то в бессловесное животное или разумного человека. Жизнь и страдание стали синонимами для индийца. сама по себе – страдание по множеству несчастий, и сверх того это страдание бесконечно. В муках рождается человек, в муках живет и в муках переходит в новую жизнь. Союз с немилым – страдание, страдание – разлука с милым, всякое неудовлетворенное желание причиняет скорбь. Индийца не столько устрашали сознаваемые страдания индивидуальной жизни данного известного перерождения, сколько бесконечность страдания по бесконечности самых перерождений. И вот естественно, все его стремление направляется к тому, чтобы как-нибудь прекратить для себя эту бесконечность перерождений, самую возможность возродиться вновь. Этим он наверняка избегнет страданий индивидуальных и препобедит зло метафизическое.

Все философы Индии именно стремились к тому, чтобы найти выход из мучительного круговорота бытия и прервать цепь возрождения. Основатель буддизма, особенно интенсивно пораженный фактом мирового страдания, стремился к тому же. Он смотрел на все сущее, на мир, на жизнь, как на сплошное страдание. Но он не в ошибках и обольщениях божества искал причины продолжения бытия и страдания, а искал возле себя, в самом окружающем бытии, так сказать, в строении этого бытия, в самых условиях, законах его существования.

Он ставил вопрос, почему все окружающее бытие и самая жизнь человека является страданием, вернее, почему и жизнь и страдание беспрерывны, и отвечал: потому что все находится в нерасторжимой причинной связи, не дающей вырваться из круговорота жизни и страдания, потому что все бытие вообще и сам человек в частности в метафизическом смысле представляют только связь причин и следствий и, кроме этого, не заключают в себе ничего. Но мы, люди, не замечаем этого. Нас томит жажда к жизни, бытию, мы ввязываемся через эту жажду в круговорот жизни, участвуем в ней своей деятельностью, умножаем цепь причин и увеличиваем порождаемый причинами следствия. Таким образом, участвуя в жизни, мы только увеличиваем цепь причин и следствий, созидаемых сообразно характеру нашей индивидуаль­ности, мы более и более запечатлеваем свой образ в окружающем бытии и через это все далее и далее отклоняем возможность когда-нибудь выйти из цепи причин и освободиться от нового возрождения.

Вот этот-то взгляд на окружающее бытие и человека, как исключительно только на цепь причин и следствий, на группу причинно-соединенных элементов (или явлений в отношении к духовной жизни человека) и лежит в основе буддизма. Отсюда происходит в нем отрицание Бога и души, отрицание какой бы то ни было сущности вещи, чего- либо постоянного и неизменного. В этом основном утверждении буддизма – вся его оригинальность, в этом же и смертный приговор, предписанный самому себе.

Мы будем иллюстрировать основные положения буддийской вероучительной догмы по одному из учебников высшей духовной школы буддизма .

Человеку, говорит он, от всего сердца желающему, не взирая на почет, славу, и блага нынешнего века, переправиться на другой берег бытия, т. е. спастись, нужно стремиться к таким средствам познания, которые бы открывали ему совершенно чи¬стый, истинный взгляд на сущность бытия, чуждый понятия „bi“ и „угa“. Монгольское слово „bi“ означает „я“ – символ вечного неизменного бытия; „уга“ – означает „нет"- символ совершенного уничтожения, прекращения и небытия.

Первый тип ложных воззрений смотрит на бытие, как на что-то устойчивое само по себе, как на вечную неизменную самость или сущность (рассуждение касается главным образом человека). Второй тип совершенно отрицает такую идею устойчивого бытия. По нему предмет уничтожается, исчезает совершенно, лишь только разрушается его наружный вид. Это – философия небытия.

Буддизм же, отрицая то и другое крайнее воззрение, идет средним путем. Он отрицает идею вечного, неизменного бытия в окружающем мире, отрицает „я“ бытия и „я“ человека, как нечто неизменное, как сущность всего. –

Но, видя во всем окружающем ничто иное, как постоянную связь причин и следствий, влекущую за собой все новые и новые формы жизни, – он не может признать и идеи совершенного уничтожения предмета в тот момент, когда разрушается вид его настоящего существования. В одной из сутр сказано: „Существующее есть одна крайность, несуществующее – другая. Путь, избегающий обеих этих крайностей, есть путь средины“. Буддизм принимает соединенное понятие „bi уга“, что будет означать „нет я“, т. е. нет устойчивого бытия, но нет и небытия, а есть бывание; нет самости, нет сущности вещи, души предмета, чего-либо в нем вечного и неизменного, – но есть образ бытия предметов, вид бытия.

Окружающий мир и жизнь человека представляют из себя только связь причин и следствий, но это причинное соотношение явления мы воспринимаем, как действительное бытие.

Указав на основное отличие буддизма от прочих индийских философских теорий, иллюстрируемый учебник (высшей буд. духовной школы) указывает далее следующие четыре главных положения буддийского учения, т. наз. четыре печати Будды.

1) Все то, что сложно, иначе все существующее (разумеется каждый отдельный предмет из существующего) – не вечно.

2) Все находящееся в непрерывной связи, и в последствиях от такой связи, иначе все то, что подвержено закону причинности и следствий, – все это мучительно.

3) Все предметы, видимые и невидимые, весь мир, материальный и духовный, не имеет „я“, он пуст по своей сущности.

4) Нирвана есть успокоение от мучений.

Здесь уже, как видим, мысль не удовлетворяется мнением о сущем, как цепи причин и следствий. Мысль ставит вопрос, что же кроется за этими причинами и следствиями, и так как она сама же ре­шила, что за причинами и следствиями, кроме их самих, нет более ничего, то мысль смело отвечает, что в последней основе всего сущего лежит пустота ; мир – пуст по своей сущности. „Все предметы, видимые и невидимые, весь мир, материальный и духовный, не имеет „я“, он пуст по своей сущности”. Когда человек усвоит эту третью печать Будды, – он, естественно, не станет прилепляться к настоящей жизни, будет стремиться к выходу из причинной связи явления к успокоению в блаженных странах Нирваны от мучительного, но пустого по своей подлинной сущности, круговорота бытия. Как выйти теперь из круговорота бытия тому, кто понял печальную сущность мировой жизни?

Что прилепляет человека к жизни и цепи причин? – Жажда жизни! Что удерживает его в причинной связи явлений? Его духовно-телесный организм со всеми атрибутами своей жизни. Чтобы выйти из цепи причин, надо прервать в себе силой своего духа всякое деятельное отношение к жизни, надо вырвать, угасить в себе всякие жизненные проявления, стремления, мысли, чувства, желания, самую жажду к жизни. Тогда, естественно, будут уничтожены корни причин, тогда не откуда будет взяться следствиям, и возрождению будет положен конец. Что же – это смерть, самоубийство? Да! Но не в один момент от кинжала или яда, ибо подобная смерть, оставляя не заглушенной силой человеческого духа душевную жизнь человека, т. е. оставляя потенциально жизненным его духовно-телесный организм с чувствами, планами, мыслями ведет убийцу к новому возрождению.

Потребно именно заглушение духовно-телесной жизни, выдутие , угашение индивидуального сознания, чтобы человек представлял по своему душевному содержанию нечто пустое, не имел бы никакого душевного содержания.

Тогда он вступает по буддийским понятиям в иную, новую потустороннюю плоскость бытия, он успокаивается в нирване.

Таково естественное, неизбежное логическое требование буддийской доктрины. По своим логически-догматическим основаниям буддизм, как видим, является чистейшей формой атеизма и нигилизма.

Ему нечего, поэтому, говорить о каких-либо нравственных принципах. Раcсуждая строго – логически, здесь нравственности не может быть совсем. А между тем ею особенно гордится буддизм и по мнению многих эта нравственность только немного ниже, если даже не выше христианской. Откуда же она взялась?

Она взялась не из логики учения, а из практики, жизни, из голоса непосредственного чувства.

Будда страдал и сострадал.

Найденные им пути выхода от страданий, вызвали сострадание к погибнувшим людям и дали учению соответствующую мораль – учение о сострадании. Сострадание к человеку при убеждении в бесконечных перерождениях его из одного существа в другое, – вызвало бережно сострадательное отношение ко всему живому.

Но это, как видите, мораль не выводная, не органически связанная с догмой, а мораль прикладная, мораль отступления от догмы, если хотите, греховная мораль, потому что проявление ее есть ничто иное, как сознательное продолжение и закрепление причинной связи явлений, отсрочка нирваны.

Конечно, для здравого смысла кажется чудовищным и невозможным учение буддизма об абсолютной пустоте всего сущего и требование его заглушить в себе индивидуальную жизнь во всей сумме ее душевных проявлений, чтобы догму пустоты осуществить и воплотить в практике жизни.

Но это факт, подтверждаемый священными книгами буддизма, подтверждаемый и теми путями спасения, который он указывает своим последователям. Буддизм выработал специальный путь для достижения своего идеала, это путь созерцаний, внутренних самоуглублений или диан, путь наискорейшего осуществления и воплощения теоретических положений буддизма. На низших дианах достигается отвращение к миру и способность к глубокому сосредоточению духа. Так напр., чтобы почувствовать омерзение к миру, надо настроить свой дух в тех мыслях, что все в мире действительно гадко, и не заслуживает того, чтобы к нему прилепляться и им услаждаться; буддисты учат представлять постепенно, то часть своего тела, то все тело, наконец, все окружающее и весь мир в виде червя опухоли, гниющей кости.

На высших ступенях созерцания буддист стремится к заглушению в себе всякой жизнедеятель­ности.

Буддист, по логике учения, должен вырвать из себя всякие жизненные проявления, все то, что может сделаться в окружающем причиною какого-либо действия и вызвать какое-либо следствие.

Это и достигается путем постепенных отвержений, путем постепенного отучения себя от всякого рода деятельности. Вот почему буддизм переполнен отрицательными требованиями и (почти) чужд положительных заповедей.

Не буду подробно знакомить с неведомой западному миру практикой буддийских созерцаний. Скажу только, что самое высшее созерцание есть то, где совершенно иссушается, заглушается душевная жизнь, достигается безразличие, беспризначность, где нет ни представления, ни непредставления.

Это созерцание, где душа сливается с пустотой. Состояние души, трудно понимаемое, очевидно на наш язык граничащее со человека. „Кто достиг высшей страны нирваны, сознание того навсегда прерывается, подобно тому, как погасает свеча“. О таком говорят: он вошел в нирвану. Здесь буддизм приводит в исполнение предписанный себе смертный приговор. А. М. Позднеев, известный ученый монголист, во время своих путешествий по Монголии, видел созерцателей буддистов и при том не только одиноких отшельников, но и живущих целым монастырем. Это были живые мертвецы. Их ужасный, содрогающий сердце мертвенный вид он подробно описал в своей интересной книге: „Описание быта буддийских монастырей».

Но интересно то, что в самоуглублениях, близких к последнему высшему созерцанию, как описывают священные буддийские книги, обнаруживается в душе созерцателя (очевидно, под влиянием глубоких самоуглублений, когда раскрываются тайники души человеческой) особая жизнь, весьма ценная по своему содержанию: чувствуется независимость над окружающим, расширяется умственный кругозор, сердце загорается любовью ко всему живущему и жаждой спасения его. Высшим созерцаниям приписывается также дар чудотворений. Три из них, предшествующие четвертому, самому высшему и последнему, называются самади (созерцание) любви, милосердия и сострадания.

Созерцатель в них переживает высокие чувства радости и блаженства.

Эти факты, между прочим, дают нам возможность разрушить существующее в литературе по буддизму противоречие двоякого понимания состояния нирваны, – как ничтожества с одной стороны, и как блаженства с другой. По теоретическим и конечным практическим основам буддийская нирвана действительно есть ничтожество, пустота, но в промежуточных ступенях, при ее достижении, созерцатели испытывают спокойствие духа, как неизбежное следствие самоуглублений, а в некоторые моменты переживают и интенсивно радостные состояния. На основании этих последних переживаний составляются характеристики нирваны, как состояния радости и блаженства.

Состояния радости, любви, милосердия, расширенного умственного кругозора, сознания независимости над окружающим резко выделяли созерцателя буддиста над прочими людьми и вели его к обожествлению в глазах собственных и в глазах верующей толпы.

Этим путем ввелась в буддизм идея обожествления человека – венчающая собой философию пустоты, идея странная при веровании в живого, личного Бога, но возможная при отрицании Высшего начала.

Созерцатель буддист становится существом, силой собственного духа достигшим обожествления. Подобному обожествленному существу следует теперь пройти еще одно самое последнее созерцание, чтобы окончательно погрузиться в нирвану. Это – то высшее созерцание, где достигается безразличие и беспризначность, где по логике обычной здравой мысли буддист – созерцатель окончательно убивает сам себя, а по понятиям буддистов вступает в область иного потустороннего бытия, в которое переходят люди, достигшие высших ступеней святости.

Но обожествленный созерцатель, как обладающий полнотой могущества, может не уйти в эту чуждую нам плоскость бытия, он может воплощаться для блага людей и являться в различных образах на земле, как благодетель людей, их руководитель, спаситель и покровитель. Такому обожествленному существу раскрывается широкое поле для проявления сострадательной любви к гибнущим в мучениях людям.

В образе всемогущего, любвеобильного, всеведущего и милосердного существа он, ради блага всех живых существ, жертвует собой, откладывая переход в нирвану, воплощается на земле и других мирах в различных видах, самоотверженно служит человечеству. Этот образ самоотверженно служащего людям бога (будисатвы) необыкновенно пленяет воображение буддистов и приковывает к себе их внимание своей чарующей сердце красой.

Священные книги буддистов переполнены прославлением таких подвигов, жертв, и обетов бодисатв, предпринятых ими ради служения и спасения живых существ.

Но о чем нам говорит подобное создание столь симпатичного образа, жертвующего собой для блага людей бога? Оно только свидетельствует о жажде божественного искупления, о жажде в помощнике, наделенном сверхъестественною силой, о чаянии человечества, осуществленном в христианстве.

Этот высокий образ бодисатвы – образ совершенной личности – является как бы светочем в буддийском нравственном сознании. Он – высший образец для жизни – нравственный идеал. В данном идеале рисуется всеобъемлющая, но все-таки, главным образом, сострадательная любовь. Эта сострадательная любовь, как видите, опять-таки не связана с основами учения, а стоит вне их, особняком, как голос, как вопль души человека, нуждающейся в таком высоком идеале. И это настроение любви отнюдь не конечное в буддизме. Вы помните, что высшее буддийское созерцание, вводящее в конечную нирвану, так наз. нирвану безостаточную (нирван в буддизме различается несколько), есть то, где достигается безразличие, безпризначность. В области чувства этому соответствует равнодушие. Буддист созерцатель, – этот бог, творящий чудеса для блага других, любящий и сострадающий им в безмерных божественных чувствах – после самади любви, милосердия и сострадания, должен погрузиться в самади равнодушия и равно думать о всех существах – без ненависти к одним и любви к другим. Таково последнее неизмеримое чувство, которое дает самое высшее созерцание, чувство полнейшего безразличия и совершеннейшего покоя, состояние, где нет ни представления, ни непредставления, где достигается безразличие, безпризначность, тождество и слияние всех противоречий. Нам ясна теперь подлинная ценность морали буддизма. Вся она, соб­ственно говоря, висит в воздухе, и не есть требование учения, а голос непосредственного чувства. Это – прежде всего, мораль сострадания, возникающая из сознания мирового страдания, это далее любовь сострадания, исходящая от людей, познавших пути избавления. Сюда еще надо присоединить бережливое отношение ко всему живому, возникающее из традиционно перешедшей в буддизм идеи перерождений и, наконец, уклонение от дурных дел по страху получить плохое перерождение (в животное или адское существо). Вот и все. Не вытекая из основ учения и стоя особняком от него, эта мораль сверх того практически подрывается той гор­деливой идеей самообожествления, которая проникает буддизм.

Чрез всю, не лишенную симпатичности, буддийскую мораль красной нитью проходит горделивое стремление к обожествлению силой собственного своего духа. Это стремление губит идеальные стороны морали буддизма, оно особенно прочно вкоренено в носителе и охранителе буддизма – буддийском духовенстве. Простой народ как-то чужд подобного стремления, и вся его мораль строится почти исключительно на боязни получить по смерти дурное перерождение. Но духовенство верит, что с течением времени каждый человек сделается богом и, так как само духовенство считается в числе первых кандидатов на божков, – то оно проникается горделивым отношением к простому народу. Это-то горделивое настроение от сознания обожествления и подрывает практически – симпатичные черты буддийской морали.

Оно особенно усиливается от того, что обожествление в буддизме не есть дар и милость Высшего начала, а достигается силой собственного духа человека. Поэтому буддизму совершенно чужда идея смирения и уничижения себя; добродетели смирения он не знает совсем. Разъяснить буддисту это чувство и эту добродетель ужасно трудно, а подобрать подходящие слова для объяснения этой добродетели и этого настроения так, чтобы они (т. е. слова) были адекватны истинному смыслу выясняемой добродетели, еще труднее.

Поскольку это пересозидание зависит от человека, – оно является подвигом жизни, постоянным усилием, постоянной борьбой с противоположными греховными течениями и постоянным стремлением к насаждению христианских добродетелей чрез уничтожение греховного содержания жизни и усвоение нового бытия – благодатных чувств и настроений.

Христианство является, поэтому, постоянным упражнением в добродетели и постоянной борьбе с грехом. Но оно не столько борьба с грехом, не столько отвержение – действие отрицательное, как буддизм, – сколько прежде всего и главным образом действие положительное, – созидание нового настроения, новых чувств, мыслей, желаний, нового положительного бытия. В этом резко разнятся между собой философия смерти и религия истинной жизни. И буддизм есть постоянный аскетизм, постоянное упражнение и борьба, но это только борьба за уничтожение (якобы не должного с буддийской точки зрения) содержания жизни, это только угашение жизни, а не созидание, не творчество, не обновление. Сила христианства в созидании положительных (благодатных) настроений. Отрицательное действие, т. е. уничтожение греховного содержания жизни, здесь есть, – но оно не на первом плане. На первом плане именно духовное творчество, упражнение в добродетели. Оно – могучее оружие для уничтожения греховных настроений. Без него не может быть побежден.

Чем яснее христиане сознают свою задачу нравственного возсозидания, постоянного улучшения и претворения; тем они становятся строже к самим себе, карая себя сильной карой за всякие малейшие упущения и послабления в процессе своей духовной жизни и тем побуждая себя к утверждению в добродетели.

Этим объясняется строгость церковной дисциплины первых веков, которой, согласно внутренним требованиям жаждущего чистоты духа большинства христиан, создавалась атмосфера жизни, весьма способствующая закалке человеческой воли в постоянном устремлении ее к добру. В настоящее время, когда сознание христиан о необходимости постоянного нравственного улучшения значительно понижено, – церковная дисциплина слаба и только вот теперь под влиянием напора иноверия и инославия стали возникать толки о ея поднятии и усилении.

Таким образом, отличительной чертой христианства, христианской деятельной жизни является духовное делание, как неустанное созидание себе душой каждого христианина положительного нравственного совершенства, как насаждение на сорной ниве человеческого сердца новых мыслей, чувств, настроений, стремлений, как пробуждение себя к новой жизни и деятельности, осуществление слов Апостола: „нова тварь».

Но человек в своей естественной жизни встречается с такой силой живущего в нем греховного закона, что, при всем желании добра и устремления к нему, не может выйти из рабства греху и содевает не доброе, которое хочет, а злое.

В христианстве этот закон греха препобежден Христом. Как препобежден? Во Христе-Богочеловеке верующему открылась дверь общения с Богом и Отцом, открылся источник восприят в свое немощное существо могучую божескую силу. В соединении с этой силой христианин становится могучим борцом и выходит из рабства греху.

Со Христом в Духе Святом, – он победитель над злом, он причастник новой жизни и творец в области добра при содействии Божественной благодати.

Поскольку приобщение христианина к новой благодатной жизни, созидание из существа греховного – новой твари – нового бытия – в своей действенности т. е. в своем совершении принадлежит не человеку, а Божеству, – постольку христианин, глубоко сознавая это, весь проникается по вере во Христа молением к Богу о ниспослании ему благодатной силы данного Апостолам и Церкви Христовой Духа Святаго. Когда приходит к нему в сердце эта благодатная сила, он побеждает , ненавидит его и не услаждается им.

Когда нет в нем этой силы, – он обычный раб греха и бессилен против зла. В этом сознании и лежит для христианина источник особого, неведомого никакой другой или философии жизни, настроения величайшего христианского смирения, как чувства и как добродетели.

Христианин – в смирении, зная слабость своих сил, христианин – еще в большем смирении при обладании Божественной силой. Он борется с самонадеянностью, с чувством собственного достоинства, с гордостью, он уничижает себя и этим стяжевает добродетель смиренного жития. Смирение вводит христианина в деятельную христианскую жизнь, она дает доступ к сердцу человека силе Духа Святаго и через это дает христианину возможность начать путь спасительного изменения и претворения.

Таким образом, нравственный прогресс христианина обусловливается не тем, глав, обр., что он имеет особые заповеди и постановления, а тем, что в единении с ним и сила Божия, которая дает ему возможность осуществлять эти запо­веди.

Христианский прогресс – это общение с Богом – Богообщение, (как реальный, переживаемый сердцем человека, факт жизни). Духом Святым освящается вся жизнь истинного христианина. Весь процесс его спасения и нравственного возсозидания совершается при свете Богообщения, то скрытого, то явного.

В единении с Духом Святым христианин живет особой, неведомой язычествующему миру, жизнью, полной духовной красы и благодатной таинственной мощи.

Эта жизнь из человека греховного создает человека святого.

Она дает полноту бытия и сознания. Она возводит человека к идеалу совершенной личности, украшенной и наделенной всем тем, что ценно пред нравственным сознанием людей. В святоотеческих писаниях очень подробно описана благодатная христианская жизнь. И это все – не заоблачные теории утопистов, а факты реальной жизни, на протяжении всей истории христианства, наблюдаемые в бесчисленных образцах и примерах. Здесь христианство является единственной религией в мире, допускающей опытную нравственную проверку. Оно реально осуществляет то, что обещает и действительно возводит человека до полноты идеального совершенства. Оно, таким образом, и в теоретическом и практическом обсуждении есть религия жизни и ни в коем случае не может быть приравниваема к буддизму.

– Этой философии смерти.

Здравствуйте, любознательные читатели!

Сегодня поговорим о таком, казалось бы, печальном событии в жизни человека, как его кончина. Отношение к смерти в буддизме оптимистичнее, чем у последователей других религий. Потому что буддисты считают, что смерть – это и конец жизни, и её начало.

Окончание существования

То, какой будет эта следующая жизнь, зависит от того, как человек готовился к ней в предыдущем воплощении. После смерти у послушника могут быть три варианта развития событий:

• моментальное перевоплощение в сансаре,
• временное пребывание в аду с последующим вселением в новую телесную оболочку,
• перемещение в нирвану («угасание» с санскрита)

Следует заметить, что в прежние времена термин «угасание» имел не то значение, что у современного слова, и под угасанием понималось продолжение существования неизвестным никому способом.

Буддист готов встретиться со смертью в любое мгновение и поэтому старательно накапливает благие заслуги, чтобы обеспечить себе лучшее перерождение.

Но заветным желанием буддийских верующих является достижение нирваны – трансцендентного (которое невозможно познать, так как оно находится за пределами чьего-либо опыта) состояния, которое обеспечивает выход за пределы сансары. В состоянии нирваны смерть отпускает человека навсегда, здесь её просто нет.

Адепт учения готовится к достойному завершению жизни, следуя путём, под названием . Среди его восьми положений есть обет не вредить обитателям живого мира, не быть причиной их гибели. Если нужно, адепт учения может отдать свою жизнь с целью защиты других.

Однако самоубийство, да и любая другая крайность, не приветствуется в буддийском учении. Оно бессмысленно, так как приведёт всего лишь к более быстрому перерождению послушника, но в этот раз в гораздо худших условиях.

К повторяющимся рождениям-смертям приводят три «яда», которые существуют в уме человека: неведение, гневливость и эгоизм. Они мешают постичь истинную .

Как избавиться от страха смерти

Буддисты вкладывают свою энергию в духовное совершенствование, они знают, что эта жизнь не последняя. Они верят, что от их усилий зависит, в каком теле они родятся в следующий раз, будет ли оно настолько успешным, как им бы хотелось.

Ведь нет никакой гарантии, что верующий на новом витке жизни обретёт человеческое тело. С точки зрения буддистов, есть несколько разновидностей одушевлённых сущностей, в которые можно переродиться:

• счастливые перерождения: Бог в раю, Асур (воинствующий бог в раю), человек
• нежелательные перерождения: животное, голодный дух, грешник, попавший в ад

Низшие перерождения не есть наказание, возмездие или кара, а являются всего лишь следствием поступков этого человека.

Чтобы не бояться смерти, буддисты предпринимают такие шаги:

• порицают свои ошибочные действия и дают обет воздерживаться от их совершения,
• зарождают веру в способ избавления от страданий, указанный Буддой
• идут по этому пути, совершая добрые поступки на благо других людей

И тогда встреча со смертью уже не страшна, ведь верующий знает, что он не теряет всё в этот момент, а продолжит идти к просветлению в следующей жизни.

Некоторые адепты учения проводят специальные практики, чтобы подготовиться к смерти. Это довольно опасно, и учитель должен руководить процессом. При неумелом проведении такая медитация приведёт к сокращению жизни адепта, поэтому параллельно медитируют на долголетие.

Во время выполнения визуализации Бардо Тёдол представляют себя в момент ухода. Проводится она ежедневно, и в результате вырабатывается спокойное отношение к смерти. Практикующему становятся известны все стадии, которые проходит умирающий человек, и это его больше не пугает. Ведь пугает обычно что-то неведомое.

Наступление смерти

В момент смерти происходит перерождение, поэтому он очень ответственный. Если это не получилось с первого раза, то в течение 49 дней семь раз, то есть, каждую неделю, душа пытается переродиться.

По завершении этого срока, душа силой перерождается в ту форму, которую заслужила, если за неё никто не помолится. А это тоже зависит от поведения самого человека при жизни: какую память он о себе оставил, и возникнет ли желание молиться за него у других.

Если человек при жизни занимался очистительными практиками, совершил много благих дел, если он очень спокоен, то у него даже существует возможность выбрать своё следующее перерождение.

Обычно умирающего окружают духи, его враги, животные, смерти которых он способствовал, различные последствия его неблагих деяний. В такой обстановке неподготовленному человеку очень трудно. Он может не понимать, где он.

В буддизме считают, что хорошо умирать в кругу своей семьи и при ясном состоянии сознания, чтобы была возможность правильно сделать свой выбор во время следующих 49 дней. Если кончина настигает человека во сне, его нужно разбудить по этой же причине.

При этом не приветствуются слёзы окружающих, они мешают умирающему спокойно уйти. Помогут уходящему их совместные молитвы. Сам он не должен беспокоиться, что кого-то из родных он не видит рядом. Так можно «привязать» этого родственника, и он тоже умрёт.

Нужно позволить уходящему испытать в полной мере выпавшие на его долю предсмертные страдания, не облегчать их, чтобы в следующей жизни они не преследовали его. С умирающего нужно снять всё золото, оно отрицательно сказывается на нужном состоянии сознания.

В буддизме верят, что хороший человек начинает остывать с ног, а плохой – с головы.

Созерцание белого света в момент ухода знаменует одно из высших перерождений.

Заключение

Любую карму можно изменить, всегда есть такой шанс. Просто раздавая подаяния, можно очиститься и надеяться на лучшую судьбу в следующий раз.

Очень важно, с каким намерением это делается. Стремиться очиститься – это мотивация низкого уровня.

Желание просветления возводит верующих на уровень выше. А на высшем уровне находятся те люди, которые, вообще не думая о себе, все свои добрые поступки посвящают другим.

В ночь перед обретением просветления Будду искушал бог смерти Мара. Таким образом, просветление можно считать победой над смертью, почти бессмертием .

Друзья, на этом мы сегодня прощаемся с вами! Будем благодарны, если вы дадите ссылку на статью в социальных сетях, и таким образом поддержите блог!

До скорых встреч!

За прошедшие годы наше тело изменилось. В целом, даже духовность и медитация не могут этого предотвратить. Мы непостоянны, беспрерывно меняемся от момента к моменту, и это часть природы. Время всегда идёт вперёд, и никакая сила не может его остановить. Поэтому вопрос лишь в том, используем мы время должным образом или нет. Употребим ли мы его на то, чтобы создать больше проблем другим, что в конечном счёте сделает на глубинном уровне несчастными и нас самих? Я думаю, это неверный способ проводить время.

Лучший способ – если мы каждый день зарождаем правильную мотивацию и с ней проводим остаток дня. Это означает служить другим – если возможно; а если нет, то по крайней мере воздерживаться от причинения им вреда. В этом отношении нет никакой разницы между профессиями. Какой бы ни была ваша профессия, мотивация может быть положительной. Если мы используем наше время таким образом на протяжении дней, недель, месяцев, лет, десятилетий, а не просто в течение пяти лет, – наша жизнь будет становиться осмысленной. По крайней мере мы делаем вклад в наше собственное счастливое состояние ума. Рано или поздно наша смерть придёт, и в этот день мы не почувствуем сожаления: мы будем знать, что использовали наше время конструктивно.

Реалистичное отношение к смерти Arrow down Arrow up

Тем не менее, наша нынешняя жизнь не вечна. Но считать смерть врагом совершенно неверно. Смерть – часть нашей жизни. Конечно, с точки зрения буддизма это тело, в некотором смысле, наш враг. Чтобы развить подлинное стремление к мокше (освобождению), нам нужно особое состояние ума – понимание, что само это рождение и тело по своей природе – страдания, и, соответственно, желание их прекратить. Но такое состояние может вызвать множество проблем. Если мы относимся к смерти как к врагу, то и наше тело – враг, и жизнь в целом – тоже враг. Это заходит слишком далеко.

Конечно, смерть означает прекращение существования, как минимум для этого тела. Нам придётся расстаться со всем, с чем у нас была тесная связь в этой жизни. Животные не любят смерть, и, естественно, люди тоже её не любят. Но мы часть природы, поэтому смерть – часть нашей жизни. Логически, у жизни есть начало и конец – рождение и смерть. Так что здесь нет ничего необычного. Но, я думаю, наше нереалистичное отношение к смерти вызывает дополнительную тревогу и беспокойство.

Таким образом, как практикующим буддизм нам очень полезно ежедневно напоминать себе о смерти и непостоянстве. Есть два уровня непостоянства: грубый уровень [все созданные явления придут к завершению] и тонкий уровень [все явления, подверженные влиянию причин и условий, меняются от момента к моменту]. На самом деле, тонкий уровень непостоянства – это настоящее буддийское учение, но, в целом, грубый уровень – также важная часть практики, потому что он уменьшает некоторые разрушительные эмоции, которые основаны на чувстве, что мы будем жить вечно.

Посмотрите на великих королей или раджей – в том числе и на Западе – с их огромными замками и крепостями. Эти правители считали себя бессмертными. Но сейчас, когда мы смотрим на их сооружения, всё это кажется глупым. Посмотрите на Великую китайскую стену. Она принесла такие огромные страдания тем, кто её строил. Но строив её, они думали: «Моя сила и царство сохранятся навсегда. Мой император будет жить вечно». Так же строилась и Берлинская стена: некоторые коммунистические лидеры Восточной Германии говорили, что она просуществует тысячи лет. Все эти чувства возникли из-за цепляния людей за себя, за свою партию или убеждения, а также из-за мыслей, что они будут жить вечно.

Это правда, что в качестве мотивации нам нужно положительное желание: без желания нет движения. Но желание в соединении с неведением опасно. Например, ощущение постоянства часто приводит к мысли «я вечен». Оно нереалистично, это неведение. Соединив его с желанием, мы начинаем желать всё большего, а это приносит ещё больше проблем и неприятностей. Но сочетая желание с мудростью, мы получим нечто очень положительное, и мы нуждаемся в этом.

Мы видим напоминания о непостоянстве и в тантрической практике, где задействованы черепа и подобные вещи, а в некоторых мандалах мы визуализируем кладбища. Всё это символы, напоминающие о непостоянстве. Однажды я проезжал мимо кладбища, так что это было свежо в моей памяти, когда позже я упомянул об этом в публичной лекции: «Я только что проезжал мимо кладбища. Это наша конечная цель, мы будем вынуждены там оказаться». Иисус Христос на кресте показал своим последователям, что в конечном счёте мы умираем. Будда сделал что-то подобное. Насчёт Аллаха я не знаю – у Аллаха нет формы – но, конечно, Мухаммед продемонстрировал смертность.

Поэтому мы должны реалистично относиться к тому, что смерть рано или поздно придёт. Если мы с самого начала разовьём осознание неотвратимости смерти, то потом, в момент умирания, будем беспокоиться гораздо меньше. Таким образом, практикующим буддизм очень важно ежедневно напоминать себе об этом.

Что делать в момент смерти Arrow down Arrow up

Когда наступит последний день, мы должны принять это и не видеть в этом ничего необычного. Другого выхода нет. Те, кто придерживается теистической религии, должны думать: «Эту жизнь создал Бог, поэтому конец тоже соответствует его замыслам. Хотя мне не нравится смерть, Бог создал её, поэтому здесь должен быть какой-то смысл». Люди, по-настоящему верующие в Творца, должны думать подобным образом.

Те, кто следует индийской традиции и верит в перерождения, должны думать о будущей жизни и прилагать усилия, создавая правильные причины, чтобы она была хорошей, вместо того чтобы без конца переживать. К примеру, умирая, вы могли бы посвятить все свои добродетели тому, чтобы следующая жизнь была хорошей. Независимо от убеждений, во время смерти состояние ума должно быть спокойным. Злость, слишком много страха – это нехорошо.

Если возможно, буддийские практикующие должны использовать своё время, чтобы смотреть вперёд, в будущие жизни. Для этого хорошо подходит практика бодхичитты и определённые тантрические практики. Согласно тантрическим учениям, во время смерти мы проходим через восемь этапов растворения элементов: растворяется грубый уровень элементов тела, а затем – более тонкие уровни. Практикующим тантру нужно включить это в ежедневную медитацию. Каждый день я медитирую на смерть – в различных практиках мандалы – по крайней мере пять раз, и до сих пор я жив! Уже сегодня утром я прошёл через три смерти.

Итак, это методы, которые гарантируют хорошую будущую жизнь. А неверующим, как я упоминал ранее, важно быть реалистами относительно непостоянства.

Как помочь умирающим Arrow down Arrow up

Хорошо, если рядом с теми, кто умирает, есть люди, знающие, как помочь. Как я упоминал ранее, умирающим, которые верят в Творца, можно напомнить о Боге. У непоколебимой веры в Бога есть как минимум некоторая польза, также и с точки зрения буддизма. Тем, у кого нет веры и кто не придерживается ни одной религии, как я упоминал ранее, следует быть реалистами и важно постараться сохранить их ум в спокойном состоянии.

Плачущие родственники вокруг умирающего могут пагубно повлиять на поддержание ума в спокойном состоянии: слишком много привязанности. Также из-за слишком большой привязанности к родственникам мы можем разозлиться, увидев в лице смерти врага. Поэтому важно помочь им сохранить спокойствие. Это важно.

Меня неоднократно просили посетить буддийские хосписы. Например, в Австралии есть много женских монастырей, где монахини полностью посвящают себя уходу за умирающими и людьми с серьёзными заболеваниями. Это очень хороший способ претворить нашу ежедневную практику сострадания в действие. Это очень важно.

Резюме Arrow down Arrow up

В смерти нет ничего необычного. Каждый день люди умирают по всему миру. Понимание, что мы безусловно умрём, побудит нас вести осмысленную жизнь. Поняв, что смерть может прийти в любое время, мы гораздо реже будем ссориться и спорить по мелочам. Вместо этого у нас появится мотивация прожить жизнь как можно лучше, принося пользу другим, насколько это возможно.

С.В. Пахомов

Шестая буддологическая конференция: Тезисы / Сост. С.Э. Коротков, Е.А. Торчинов. - СПб.: 1999. - С.43-45

Феномен смерти ставит столь важные вопросы перед каждой религией, что их разрешение неизбежно определяет саму ее сущность. Как правило, смерть рисуется исключительно в негативных тонах, и преодоление ее (символическое или физическое) обязательно связывается с полным переворотом в жизненном статусе или состоянии сознания человека, вставшего на путь религиозного освобождения. Собственно, освобождение в некотором смысле и есть достижение бессмертия, абсолютною неучастия в изменчивости бытия.

Буддизм тоже не мог обойти стороной эту важную проблему. Согласно Дхаммачаккаппаватанасутте, смерть входит в список основных характеристик мира страдания, наряду с рождением, старостью и др. Не только в этой сутте, но и в других, смерть упоминается в связке с рождением. «Мир рождений-и-смертей» считается синонимом сансары. Но смерть в данном смысле значима не как грозное, экстраординарное событие, прерывающее уникальность, неповторимость жизни, а как своего рода сигнал к новому витку перерождений. Иначе говоря, смерть здесь понимается не только как конец жизни, но и как ее начало. Негативность смерти при этом не утрачивается, поскольку негативна сама жизнь, воплощение сансары. Нирвана, среди прочего, характеризуется как такое состояние, в котором отсутствует смерть.

Ранние буддисты подходят к проблеме смерти с полной серьезностью. Она разрешается ими в рамках восьмеричного пути, в который, в числе прочих, входит и обязательство не причинять вред живым существам, не становиться причиной их смерти. Максимально удаляясь от причинения смерти, буддист надеется, в конце концов, прийти к полному отсутствию смерти; помимо этого непричинения смерти, он тренирует в себе и готовность, в случае необходимости, сострадая живым существам, пожертвовать своей жизнью, умереть ради них. Примеры этой позиции содержатся, например, в джатаках. Но самоубийство, тем не менее, не приветствуется: оно только отбрасывает адепта назад, ибо после него следует новое перерождение, причем в более скверных условиях.

Как известно, причиной рождений-смертей выступает триада «ядов»-клеш - желания, неведения и ненависти; именно на борьбу с этими «причинами» смерти и направляет буддист основное внимание. Именно с Марой, богом смерти (и, по «совместительству», богом любви) сражается в великую ночь перед просветлением будущий Будда; просветление, таким образом, выступает символическим прообразом бессмертия.

Махаяна сместила акценты в проблематике страдания, в связи с чем причиной смерти стало пониматься ложное различение мира, «ментальное конструирование» его; в реальности рождения-смерти нет, и прозревание в эту истину снимает проблему смерти как таковую.

Ранние этапы развития дзэн (чань) не показывают сколько-нибудь особой позиции по отношению к смерти. Чаньский адепт, как истинный буддист, в процессе созерцания стремится достичь такого состояния, в котором исчезает страх смерти. Обычно он знает собственную смерть заранее и относится к этому событию с величайшим спокойствием. Поскольку он перед этим уже имел опыт «великого просветления», то физическая смерть не имеет для него никакого значения. Перед смертью умирающий наставник обычно дает последние наставления ученикам, отвечает на их вопросы и всем своим видом старается показать отсутствие кардинальной разницы между смертью и жизнью. Как и в других направлениях буддизма, в чань верят, что в момент смерти наставника происходят чудесные явления в атмосфере и окружающем ландшафте; останки же его свято чтят в специально построенных сооружениях.

Ко второй половине VIII в., когда чань начал приобретать «классический» вид и его китайские корни стали видны более отчетливым образом, на отношении к смерти отразились новые чаньские методы достижения просветления. Прежде всего, это связано с линиями Мацзу и Шитоу. Наставники, входящие в эти линии, впервые в истории чань стали испробовать «карнавальное» отношение к столь серьезным материям. Чань в эту эпоху старался «профанировать сакральное и сакрализовать профанное», потому, и подчеркнуто небрежное отношение к смерти тоже, уже на новый лад, иллюстрировало победу над ней просветленного ума. Так, по легенде, возникшей в эту эпоху, Третий патриарх чань Сэнцань умер стоя, с поднятыми руками. Дэн Иньфэн умер, встав на голову. Особый случай представляет эксцентричное поведение ученика Линьцзи Пухуа. Он устроил из своей смерти настоящее шоу, несколько дней таская за собой зевак по городу, каждый раз обещая умереть то у одних городских ворот, то у других, И умер «по заказу» только на четвертый день, когда рядом с ним остались самые стойкие. Здесь можно видеть, что адепт чань не просто издевается над серьезным отношением к смерти, но и старается своим поведением дать последний урок чань тем, кто готов его усвоить. Считается, что пробужденный последователь чань полностью распоряжается своей судьбой, поэтому волен уйти из жизни в любой момент, когда сочтет нужным. Это не «призывание смерти» и не «прерывание жизни»: для него нет ни того, ни другого. Поэтому он не умирает, а «уходит в нирвану»; недаром в китайском языке слова «нирвана» и «смерть», особенно применительно к монахам, имеют одинаковое звучание.

Самый момент обретения просветления часто ассоциировался со смертельной опасностью. В популярнейшем коане Сянъяня описывается, как человек висит на дереве, держась зубами за ветку, а его в это время спрашивают о смысле прихода Бодхидхармы. Ответишь - сорвешься и разобьешься, не ответишь - не выполнишь долг бодхисаттвы. Интересен случай с учеником Хакуина Суйво, которого поставили перед альтернативой «смерть - просветление» и который сумел справиться с задачей за день до зловещего срока.

Переоценка некоторых этических постулатов буддизма тоже связана с особым пиететом к просветлению, который питали чаньцы. Под знаком просветления, если того требует необходимость, чаньский мастер может нарушить и заповедь ахимсы. Известен случай с наставником Нанцюанем, убившем кошку только потому, что спорившие монахи не показали подлинного знания чань. В данном случае кошку можно обозначить не как «живое существо», но как «непросветленное видение вещей». И она парадоксальным образом оживает в сандалиях Чжаочжоу, поставившего их себе на голову: низкое, ставшее высоким, стирает грань между жизнью и смертью.

Известно немало фактов «грубого» отношения чаньских классических мастеров к своим алчущим просветления ученикам. Однако эта «грубость» трактовалась как сострадание и милосердие (Хуанбо оказался «доброй бабушкой», избив Линьцзи), а отнюдь не как намерение причинить вред. Бывало и так, что удар оказывался смертельным. Некий ученик дзэн засмотрелся на красивую девушку и забыл о деле; наставник Экидо сильно ударил его палкой, убив на месте. Принимая благодарность (!) от опекуна ученика, Экидо ведет себя так, как если бы ученик остался жив. Какая разница? Родится снова и продолжит свое изучение дзэн, а пока что ему «не повезло». Несомненно, подобная позиция отдает жестокостью и цинизмом, но в системе ценностей дзэн она является состраданием, поскольку связана с «прямым путем» к просветлению. Вместе с водой непросветления из купели может быть выброшен и ребенок: таковы неизбежные издержки духовного роста. Несомненно, под этим углом зрения следует расценивать и «агрессивные» заявления Линь-цзи об «убийстве Будды, патриарха, отца, матери» и т.п. - то, что шокировало правоверную публику, явилось лишь выражением решительного стремления разделаться со своей собственной непросветленностью.

Фактически чань переводил проблематику смерти на внутренний уровень: смертью является все то, что ставит препятствия свободному развертыванию сознания, чаньского «не-ума», тогда как жизнь - это сама спонтанность и есть. И здесь уже неважно, что подобная «жизнь» часто перетекает в буквальную смерть: ибо смерть и жизнь для чань, как уже отмечалось, - одно и то же. Не случайно, что в поздний период в чань возникла теория различения «живых» и «мертвых» слов. Во первых, реальность выражается сама по себе, уникально и в то же время вечно; во вторых, наблюдается рефлексия и интерпретация над жизнью, что разрушает реальность и искажает истину.

На первый взгляд, спокойное отношение чань к смерти обусловлено национальным характером китайцев с их покорностью «естественному ходу вещей», что наиболее ярко выражено в раннем даосизме, с которым чань имеет немало общего. В Чжуан-цзы персонажи хладнокровно рассуждают, превратятся ли они после смерти в самострел или колеса экипажа, совершенно не горюют при виде умирающего товарища. В чань, однако, отсутствие страха смерти связано не со смирением перед волей Дао, а с переживанием внутренней нереальности всего того, что составляет предмет заботы обычных людей. И если вспомнить Сутру Помоста Шестого Патриарха, то и там наставник ценит не заботу о его умирающем теле и не оплакивание его после смерти, но то, как ученик перед лицом столь значительного события сможет показать свое просветление. Хуэйнэн одобрительно отзывается о молодом Шэньхуэе, который единственный из всех не плачет при известии о кончине патриарха. Если аффект, в том числе и плач, принадлежит миру «рождений-и-смертей», то ломающее стереотипы поведение Шэньхуэя свидетельствует о понимании мира запредельного, куда собирается отправиться мастер.

Т.о. чаньцы, не теоретизируя по поводу «смерти как таковой», продолжили махаянскую «танатологическую» традицию, но сильнее акцентировали момент просветления. Проблема противопоставления жизни и смерти заменяется проблемой сопоставления смерти (и, шире, мира страдания) и просветления, которая решается на символическом уровне: смертью становится омраченный аспект сознания, тогда как жизнью - аспект просветленный. Поскольку же, однако, омрачение и просвещение друг от друга неотделимы, то и жизнь по сути своей не может быть отделена от смерти, и обе они соотносятся с более высоким порядком вещей, чем сами.